Неточные совпадения
Написали страстное
письмо, признание, и сами несут
письмо наверх, чтобы разъяснить то, что в
письме оказалось бы
не совсем понятным.
Письмо было от Облонского. Левин вслух прочел его. Облонский
писал из Петербурга: «Я получил
письмо от Долли, она в Ергушове, и у ней всё
не ладится. Съезди, пожалуйста, к ней, помоги советом, ты всё знаешь. Она так рада будет тебя видеть. Она совсем одна, бедная. Теща со всеми еще зa границей».
Подъезжая к Петербургу, Алексей Александрович
не только вполне остановился на этом решении, но и составил в своей голове
письмо, которое он
напишет жене. Войдя в швейцарскую, Алексей Александрович взглянул на
письма и бумаги, принесенные из министерства, и велел внести за собой в кабинет.
До сих пор она
писала быстро и естественно, но призыв к его великодушию, которого она
не признавала в нем, и необходимость заключить
письмо чем-нибудь трогательным, остановили ее.
— Нет, разорву, разорву! — вскрикнула она, вскакивая и удерживая слезы. И она подошла к письменному столу, чтобы
написать ему другое
письмо. Но она в глубине души своей уже чувствовала, что она
не в силах будет ничего разорвать,
не в силах будет выйти из этого прежнего положения, как оно ни ложно и ни бесчестно.
Алексей Александрович долго возился с ними,
написал им программу, из которой они
не должны были выходить, и, отпустив их,
написал письма в Петербург для направления депутации.
— Я
не переставая думаю о том же. И вот что я начал
писать, полагая, что я лучше скажу письменно и что мое присутствие раздражает ее, — сказал он, подавая
письмо.
В первом
письме Марья Николаевна
писала, что брат прогнал ее от себя без вины, и с трогательною наивностью прибавляла, что хотя она опять в нищете, но ничего
не просит,
не желает, а что только убивает ее мысль о том, что Николай Дмитриевич пропадет без нее по слабости своего здоровья, и просила брата следить за ним.
Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью,
писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это
письмо больному. Сергей Иванович
писал, что
не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
Узнав о близких отношениях Алексея Александровича к графине Лидии Ивановне, Анна на третий день решилась
написать ей стоившее ей большого труда
письмо, в котором она умышленно говорила, что разрешение видеть сына должно зависеть от великодушия мужа. Она знала, что, если
письмо покажут мужу, он, продолжая свою роль великодушия,
не откажет ей.
К вечеру этого дня, оставшись одна, Анна почувствовала такой страх за него, что решилась было ехать в город, но, раздумав хорошенько,
написала то противоречивое
письмо, которое получил Вронский, и,
не перечтя его, послала с нарочным.
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и подал два
письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом
не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов
писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять с половиной рублей, а денег больше взять неоткудова. Другое
письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще
не было сделано.
—
Не обращайте внимания, — сказала Лидия Ивановна и легким движением подвинула стул Алексею Александровичу. — Я замечала… — начала она что-то, как в комнату вошел лакей с
письмом. Лидия Ивановна быстро пробежала записку и, извинившись, с чрезвычайною быстротой
написала и отдала ответ и вернулась к столу. — Я замечала, — продолжала она начатый разговор, — что Москвичи, в особенности мужчины, самые равнодушные к религии люди.
Прежде мы имели мало долгих бесед. Карл Иванович мешал, как осенняя муха, и портил всякий разговор своим присутствием, во все мешался, ничего не понимая, делал замечания, поправлял воротник рубашки у Ника, торопился домой, словом, был очень противен. Через месяц мы не могли провести двух дней, чтоб не увидеться или
не написать письмо; я с порывистостью моей натуры привязывался больше и больше к Нику, он тихо и глубоко любил меня.
[Только одного я встретил, который выразил желание остаться на Сахалине навсегда: это несчастный человек, черниговский хуторянин, пришедший за изнасилование родной дочери; он не любит родины, потому что оставил там дурную память о себе, и
не пишет писем своим, теперь уже взрослым, детям, чтобы не напоминать им о себе; не едет же на материк потому, что лета не позволяют.]
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы
не читаете
писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор даже бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною
не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, — это никому
не было ведомо), и что жена, которая страдает от безнадежной любви,
написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что отец и мать никогда
не согласятся, решился на похищение.
Он объявил, что главное дело — в хорошем почерке, а
не в чем-либо другом, что без этого
не попадешь ни в министры, ни в государственные советники, а Тентетников
писал тем самым
письмом, о котором говорят: «
Писала сорока лапой, а
не человек».
Еще предвижу затрудненья: // Родной земли спасая честь, // Я должен буду, без сомненья, //
Письмо Татьяны перевесть. // Она по-русски плохо знала, // Журналов наших
не читала, // И выражалася с трудом // На языке своем родном, // Итак,
писала по-французски… // Что делать! повторяю вновь: // Доныне дамская любовь //
Не изъяснялася по-русски, // Доныне гордый наш язык // К почтовой прозе
не привык.
Во дни веселий и желаний // Я был от балов без ума: // Верней нет места для признаний // И для вручения
письма. // О вы, почтенные супруги! // Вам предложу свои услуги; // Прошу мою заметить речь: // Я вас хочу предостеречь. // Вы также, маменьки, построже // За дочерьми смотрите вслед: // Держите прямо свой лорнет! //
Не то…
не то, избави Боже! // Я это потому
пишу, // Что уж давно я
не грешу.