Он не мог понять, откуда у ней является эта сила, этот такт —
знать и уметь, как и что делать, какое бы событие ни явилось.
Неточные совпадения
Может быть, он
умел бы, по крайней мере, рассказать все, что видел
и слышал,
и занять хоть этим других, но он нигде не бывал: как родился в Петербурге, так
и не выезжал никуда; следовательно, видел
и слышал то, что
знали и другие.
— Я люблю иначе, — сказала она, опрокидываясь спиной на скамью
и блуждая глазами в несущихся облаках. — Мне без вас скучно; расставаться с вами не надолго — жаль, надолго — больно. Я однажды навсегда
узнала, увидела
и верю, что вы меня любите, —
и счастлива, хоть не повторяйте мне никогда, что любите меня. Больше
и лучше любить я не
умею.
Ольга вместо обыкновенной своей находчивости молчит, холодно смотрит на него
и еще холоднее говорит свое «не
знаю». А он не потрудился или не
умел вникнуть в сокровенный смысл этого «не
знаю».
Он поскачет сломя голову в Обломовку, наскоро сделает все нужные распоряжения, многое забудет, не
сумеет, все кое-как,
и поскачет обратно,
и вдруг
узнает, что не надо было скакать — что есть дом, сад
и павильон с видом, что есть где жить
и без его Обломовки…
— Можно, Иван Матвеевич: вот вам живое доказательство — я! Кто же я? Что я такое? Подите спросите у Захара,
и он скажет вам: «Барин!» Да, я барин
и делать ничего не
умею! Делайте вы, если
знаете,
и помогите, если можете, а за труд возьмите себе, что хотите, — на то
и наука!
— Да выпей, Андрей, право, выпей: славная водка! Ольга Сергевна тебе этакой не сделает! — говорил он нетвердо. — Она споет Casta diva, а водки сделать не
умеет так!
И пирога такого с цыплятами
и грибами не сделает! Так пекли только, бывало, в Обломовке да вот здесь!
И что еще хорошо, так это то, что не повар: тот Бог
знает какими руками заправляет пирог, а Агафья Матвевна — сама опрятность!
В глазах Веры Павловны стало выражаться недоумение; ей все яснее думалось: «я не знаю, что это? что же мне думать?» О, Рахметов, при всей видимой нелепости своей обстоятельной манеры изложения, был мастер, великий мастер вести дело! Он был великий психолог, он
знал и умел выполнять законы постепенного подготовления.
— Но каково же всего этого дожидаться? Муж еще, может быть, спокойнее меня, потому что он хорошо
знает и сумеет, конечно, доказать, что все это ложь; но что же я должна буду чувствовать, а между тем, Егор Егорыч, я дочь вашего преданного и верного друга!.. Сжальтесь вы хоть сколько-нибудь надо мною!
Саша покраснел, неловко поклонился. Коковкина назвала его гостье. Людмила уселась за стол и принялась оживленно рассказывать новости. Горожане любили принимать ее за то, что она все
знала и умела рассказывать мило и скромно. Коковкина, домоседка, была ей непритворно рада и радушно угощала. Людмила весело болтала, смеялась вскакивала с места передразнить кого-нибудь, задевала Сашу. Она сказала:
Неточные совпадения
— дворянин учится наукам: его хоть
и секут в школе, да за дело, чтоб он
знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не
умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не
знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так
и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого
и важничаешь? Да я плевать на твою голову
и на твою важность!
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет
знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг!
Умей различить,
умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум
и сердце.
— Я — твое внутреннее слово! я послана объявить тебе свет Фавора, [Фаво́р — по евангельскому преданию, священная гора.] которого ты ищешь, сам того не
зная! — продолжала между тем незнакомка, — но не спрашивай, кто меня послал, потому что я
и сама объявить о сем не
умею!
— Я не нахожу, — уже серьезно возразил Свияжский, — я только вижу то, что мы не
умеем вести хозяйство
и что, напротив, то хозяйство, которое мы вели при крепостном праве, не то что слишком высоко, а слишком низко. У нас нет ни машин, ни рабочего скота хорошего, ни управления настоящего, ни считать мы не
умеем. Спросите у хозяина, — он не
знает, что ему выгодно, что невыгодно.
Сергей Иванович говорил, что он любит
и знает народ
и часто беседовал с мужиками, что̀ он
умел делать хорошо, не притворяясь
и не ломаясь,
и из каждой такой беседы выводил общие данные в пользу народа
и в доказательство, что
знал этот народ.