Неточные совпадения
— Боже мой! — говорил Обломов. — Да если слушать Штольца, так ведь до тетки век дело не дойдет! Он говорит, что надо начать строить дом, потом
дорогу,
школы заводить… Этого всего
в целый век не переделаешь. Мы, Ольга, вместе поедем, и тогда…
— Ты знаешь, сколько дохода с Обломовки получаем? — спрашивал Обломов. — Слышишь, что староста пишет? доходу «тысящи яко две помене»! А тут
дорогу надо строить,
школы заводить,
в Обломовку ехать; там негде жить, дома еще нет… Какая же свадьба? Что ты выдумал?
Этот долг можно заплатить из выручки за хлеб. Что ж он так приуныл? Ах, Боже мой, как все может переменить вид
в одну минуту! А там,
в деревне, они распорядятся с поверенным собрать оброк; да, наконец, Штольцу напишет: тот даст денег и потом приедет и устроит ему Обломовку на славу, он всюду
дороги проведет, и мостов настроит, и
школы заведет… А там они, с Ольгой!.. Боже! Вот оно, счастье!.. Как это все ему
в голову не пришло!
Неточные совпадения
Была
в этой фразе какая-то внешняя правда, одна из тех правд, которые он легко принимал, если находил их приятными или полезными. Но здесь, среди болот, лесов и гранита, он видел чистенькие города и хорошие
дороги, каких не было
в России, видел прекрасные здания
школ, сытый скот на опушках лесов; видел, что каждый кусок земли заботливо обработан, огорожен и всюду упрямо трудятся, побеждая камень и болото, медлительные финны.
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она говорила так громко, как будто все люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно проводил ее домой,
дорогою она рассказала много интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем
в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной
школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
В мягких, глубоких креслах было покойно, огни мигали так ласково
в сумерках гостиной; и теперь,
в летний вечер, когда долетали с улицы голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по
дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая, красивая графиня устраивала у себя
в деревне
школы, больницы, библиотеки и как она полюбила странствующего художника, — читала о том, чего никогда не бывает
в жизни, и все-таки слушать было приятно, удобно, и
в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, — не хотелось вставать.
Просто, реально и тепло автор рассказывал, как Фомка из Сандомира пробивал себе трудную
дорогу в жизни, как он нанялся
в услужение к учителю
в монастырской
школе, как потом получил позволение учиться с другими учениками, продолжая чистить сапоги и убирать комнату учителя, как сначала над ним смеялись гордые паничи и как он шаг за шагом обгонял их и первым кончил
школу.
Балмашевские, конечно, тоже не злодеи. Они выступали на свою
дорогу с добрыми чувствами, и, если бы эти чувства требовались по штату, поощрялись или хоть терпелись, они бы их старательно развивали. Но жестокий, тусклый режим
школы требовал другого и производил
в течение десятилетий систематический отбор…