— Нет, потом ехать в Обломовку… Ведь Андрей Иваныч писал, что надо
делать в деревне: я не знаю, какие там у вас дела, постройка, что ли? — спросила она, глядя ему в лицо.
Неточные совпадения
Счеты
в деревне сводил староста. «Что ж тут было
делать науке?» — рассуждал он
в недоумении.
Старик Обломов как принял имение от отца, так передал его и сыну. Он хотя и жил весь век
в деревне, но не мудрил, не ломал себе головы над разными затеями, как это
делают нынешние: как бы там открыть какие-нибудь новые источники производительности земель или распространять и усиливать старые и т. п. Как и чем засевались поля при дедушке, какие были пути сбыта полевых продуктов тогда, такие остались и при нем.
Обломов стал было
делать возражения, но Штольц почти насильно увез его к себе, написал доверенность на свое имя, заставил Обломова подписать и объявил ему, что он берет Обломовку на аренду до тех пор, пока Обломов сам приедет
в деревню и привыкнет к хозяйству.
— Вот видите ли что! — начала m-me Пиколова. — Мы с братцем после маменьки, когда она померла, наследства не приняли; долги у нее очень большие были, понимаете… но брат после того вышел в отставку; ну, и что же молодому человеку
делать в деревне — скучно!.. Он и стал этим маменькиным имением управлять.
— Служба что. Сам себя веди аккуратно, только и всего. Мне, тем более, домой скоро. Из сдаточных я, так срок выходит. Начальник и то говорит: «Оставайся, Гаврилов, что тебе
делать в деревне? На счету ты хорошем…»
Неточные совпадения
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался
сделать что-нибудь такое, что
сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей
деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности
в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
С вечера Константин Левин пошел
в контору,
сделал распоряжение о работах и послал по
деревням вызвать на завтра косцов, с тем чтобы косить Калиновый луг, самый большой и лучший.
— Не могу, — отвечал Левин. — Ты постарайся, войди
в в меня, стань на точку зрения деревенского жителя. Мы
в деревне стараемся привести свои руки
в такое положение, чтоб удобно было ими работать; для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава. А тут люди нарочно отпускают ногти, насколько они могут держаться, и прицепляют
в виде запонок блюдечки, чтоб уж ничего нельзя было
делать руками.
Теперь,
в уединении
деревни, она чаще и чаще стала сознавать эти радости. Часто, глядя на них, она
делала всевозможные усилия, чтоб убедить себя, что она заблуждается, что она, как мать, пристрастна к своим детям; всё-таки она не могла не говорить себе, что у нее прелестные дети, все шестеро, все
в равных родах, но такие, какие редко бывают, — и была счастлива ими и гордилась ими.
Матери не нравились
в Левине и его странные и резкие суждения, и его неловкость
в свете, основанная, как она полагала, на гордости, и его, по ее понятиям, дикая какая-то жизнь
в деревне, с занятиями скотиной и мужиками; не нравилось очень и то, что он, влюбленный
в ее дочь, ездил
в дом полтора месяца, чего-то как будто ждал, высматривал, как будто боялся, не велика ли будет честь, если он
сделает предложение, и не понимал, что, ездя
в дом, где девушка невеста, надо было объясниться.