Неточные совпадения
Обломов с упреком поглядел на него, покачал головой и вздохнул, а Захар равнодушно поглядел в окно и тоже вздохнул.
Барин, кажется,
думал: «Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам», а Захар чуть ли не
подумал: «Врешь! ты только мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и до паутины тебе и дела нет».
Даже Захар, который, в откровенных беседах, на сходках у ворот или в лавочке, делал разную характеристику всех гостей, посещавших
барина его, всегда затруднялся, когда очередь доходила до этого… положим хоть, Алексеева. Он долго
думал, долго ловил какую-нибудь угловатую черту, за которую можно было бы уцепиться, в наружности, в манерах или в характере этого лица, наконец, махнув рукой, выражался так: «А у этого ни кожи, ни рожи, ни ведения!»
— Видишь, и сам не знаешь! А там,
подумай: ты будешь жить у кумы моей, благородной женщины, в покое, тихо; никто тебя не тронет; ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Посмотри-ка, ведь ты живешь точно на постоялом дворе, а еще
барин, помещик! А там чистота, тишина; есть с кем и слово перемолвить, как соскучишься. Кроме меня, к тебе и ходить никто не будет. Двое ребятишек — играй с ними, сколько хочешь! Чего тебе? А выгода-то, выгода какая. Ты что здесь платишь?
Захар не отвечал: он, кажется,
думал: «Ну, чего тебе? Другого, что ли, Захара? Ведь я тут стою», и перенес взгляд свой мимо
барина, слева направо; там тоже напомнило ему о нем самом зеркало, подернутое, как кисеей, густою пылью: сквозь нее дико, исподлобья смотрел на него, как из тумана, собственный его же угрюмый и некрасивый лик.
Ты, может быть,
думаешь, глядя, как я иногда покроюсь совсем одеялом с головой, что я лежу как пень да сплю; нет, не сплю я, а
думаю все крепкую думу, чтоб крестьяне не потерпели ни в чем нужды, чтоб не позавидовали чужим, чтоб не плакались на меня
Господу Богу на Страшном суде, а молились бы да поминали меня добром.
— Что ж вы не накрываете на стол? — с удивлением и досадой спросил Обломов. — Нет, чтоб
подумать о
господах? Ну, чего стоите? Скорей, водки!
— Вот, вот этак же, ни дать ни взять, бывало, мой прежний
барин, — начал опять тот же лакей, что все перебивал Захара, — ты, бывало,
думаешь, как бы повеселиться, а он вдруг, словно угадает, что ты
думал, идет мимо, да и ухватит вот этак, вот как Матвей Мосеич Андрюшку. А это что, коли только ругается! Велика важность: «лысым чертом» выругает!
— А вы-то с
барином голь проклятая, жиды, хуже немца! — говорил он. — Дедушка-то, я знаю, кто у вас был: приказчик с толкучего. Вчера гости-то вышли от вас вечером, так я
подумал, не мошенники ли какие забрались в дом: жалость смотреть! Мать тоже на толкучем торговала крадеными да изношенными платьями.
— Вот, посмотрите,
барин, котеночка от соседей принесли; не надо ли? Вы спрашивали вчера, — сказала Анисья,
думая развлечь его, и положила ему котенка на колени.
«Ну, никак, опять за свое! —
думал Захар, подставляя
барину левую бакенбарду и глядя в стену, — по-намеднишнему… ввернет словцо?»
Да и Василиса не поверила, — скороговоркой продолжала она, — она еще в успеньев день говорила ей, а Василисе рассказывала сама няня, что барышня и не
думает выходить замуж, что статочное ли дело, чтоб ваш
барин давно не нашел себе невесты, кабы захотел жениться, и что еще недавно она видела Самойлу, так тот даже смеялся этому: какая, дескать, свадьба?
Я и в мыслях не
думаю, не токмо что болтать, — трещала Анисья, как будто лучину щепала, — да ничего и нет, в первый раз слышу сегодня, вот перед
Господом Богом, сквозь землю провалиться!
Барин подумал, подумал: хотя он и большим лицом себя почитал, а, видно, и у больших лиц сердце не камень, взял двадцать пять тысяч, а им дал свою печать, которою печатовал, и сам лег спать. Жидки, разумеется, ночью все, что надо было, из своих склепов повытаскали и опять их тою же самою печатью запечатали, и барин еще спит, а они уже у него в передней горгочат. Ну, он их впустил; они благодарят и говорят:
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Вот тебе на! (Вслух).
Господа, я
думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. Ну что, скажи: к твоему
барину слишком, я
думаю, много ездит графов и князей?
— //
Думал он сам, на Аришу-то глядя: // «Только бы ноги
Господь воротил!» // Как ни просил за племянника дядя, //
Барин соперника в рекруты сбыл.
И точно: час без малого // Последыш говорил! // Язык его не слушался: // Старик слюною брызгался, // Шипел! И так расстроился, // Что правый глаз задергало, // А левый вдруг расширился // И — круглый, как у филина, — // Вертелся колесом. // Права свои дворянские, // Веками освященные, // Заслуги, имя древнее // Помещик поминал, // Царевым гневом, Божиим // Грозил крестьянам, ежели // Взбунтуются они, // И накрепко приказывал, // Чтоб пустяков не
думала, // Не баловалась вотчина, // А слушалась
господ!
Крестьяне добродушные // Чуть тоже не заплакали, //
Подумав про себя: // «Порвалась цепь великая, // Порвалась — расскочилася // Одним концом по
барину, // Другим по мужику!..»