Неточные совпадения
— Чего вам? — сказал он, придерживаясь одной рукой за дверь кабинета и глядя
на Обломова, в знак неблаговоления, до того
стороной, что ему приходилось видеть барина вполглаза, а барину видна
была только одна необъятная бакенбарда, из которой так и ждешь, что вылетят две-три птицы.
Ленивый от природы, он
был ленив еще и по своему лакейскому воспитанию. Он важничал в дворне, не давал себе труда ни поставить самовар, ни подмести полов. Он или дремал в прихожей, или уходил болтать в людскую, в кухню; не то так по целым часам, скрестив руки
на груди, стоял у ворот и с сонною задумчивостью посматривал
на все
стороны.
Он невольно мечтает о Милитрисе Кирбитьевне; его все тянет в ту
сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей; у него навсегда остается расположение полежать
на печи, походить в готовом, незаработанном платье и
поесть на счет доброй волшебницы.
Так, например, однажды часть галереи с одной
стороны дома вдруг обрушилась и погребла под развалинами своими наседку с цыплятами; досталось бы и Аксинье, жене Антипа, которая уселась
было под галереей с донцом, да
на ту пору, к счастью своему, пошла за мочками.
— Сбоку, — подхватила Пелагея Ивановна, — означает вести; брови чешутся — слезы; лоб — кланяться; с правой
стороны чешется — мужчине, с левой — женщине; уши зачешутся — значит, к дождю, губы — целоваться, усы — гостинцы
есть, локоть —
на новом месте спать, подошвы — дорога…
Основания никакого к такому заключению со
стороны Натальи Фаддеевны не
было, никто ни
на кого не восставал, даже кометы в тот год не
было, но у старух бывают иногда темные предчувствия.
Победа не решалась никак; может
быть, немецкая настойчивость и преодолела бы упрямство и закоснелость обломовцев, но немец встретил затруднения
на своей собственной
стороне, и победе не суждено
было решиться ни
на ту, ни
на другую
сторону. Дело в том, что сын Штольца баловал Обломова, то подсказывая ему уроки, то делая за него переводы.
За ужином она сидела
на другом конце стола, говорила,
ела и, казалось, вовсе не занималась им. Но едва только Обломов боязливо оборачивался в ее
сторону, с надеждой, авось она не смотрит, как встречал ее взгляд, исполненный любопытства, но вместе такой добрый…
В разговоре она не мечтает и не умничает: у ней, кажется, проведена в голове строгая черта, за которую ум не переходил никогда. По всему видно
было, что чувство, всякая симпатия, не исключая и любви, входят или входили в ее жизнь наравне с прочими элементами, тогда как у других женщин сразу увидишь, что любовь, если не
на деле, то
на словах, участвует во всех вопросах жизни и что все остальное входит
стороной, настолько, насколько остается простора от любви.
— Нет, это тяжело, скучно! — заключил он. — Перееду
на Выборгскую
сторону,
буду заниматься, читать, уеду в Обломовку… один! — прибавил потом с глубоким унынием. — Без нее! Прощай, мой рай, мой светлый, тихий идеал жизни!
Двор величиной
был с комнату, так что коляска стукнула дышлом в угол и распугала кучу кур, которые с кудахтаньем бросились стремительно, иные даже в лёт, в разные
стороны; да большая черная собака начала рваться
на цепи направо и налево, с отчаянным лаем, стараясь достать за морды лошадей.
— Ты забыл, сколько беготни, суматохи и у жениха и у невесты. А кто у меня, ты, что ли,
будешь бегать по портным, по сапожникам, к мебельщику? Один я не разорвусь
на все
стороны. Все в городе узнают. «Обломов женится — вы слышали?» — «Ужели?
На ком? Кто такая? Когда свадьба?» — говорил Обломов разными голосами. — Только и разговора! Да я измучусь, слягу от одного этого, а ты выдумал: свадьба!
В воскресенье он
был с визитом у хозяйки,
пил кофе,
ел горячий пирог и к обеду посылал Захара
на ту
сторону за мороженым и конфектами для детей.
Конечно, можно
было бы броситься сейчас же
на ту
сторону, поселиться
на несколько дней у Ивана Герасимовича и бывать, даже обедать каждый день у Ольги.
Предлог
был законный: Нева захватила
на той
стороне, не успел переправиться.
Можно прожить
на Выборгской
стороне, не показывая носа
на свет Божий: кусок
будет хороший, не жалуюсь, хлеба не переешь!
Он взглянул
на Ольгу: она без чувств. Голова у ней склонилась
на сторону, из-за посиневших губ видны
были зубы. Он не заметил, в избытке радости и мечтанья, что при словах: «когда устроятся дела, поверенный распорядится», Ольга побледнела и не слыхала заключения его фразы.
— Подпишет, кум, подпишет, свой смертный приговор подпишет и не спросит что, только усмехнется, «Агафья Пшеницына» подмахнет в
сторону, криво и не узнает никогда, что подписала. Видишь ли: мы с тобой
будем в
стороне: сестра
будет иметь претензию
на коллежского секретаря Обломова, а я
на коллежской секретарше Пшеницыной. Пусть немец горячится — законное дело! — говорил он, подняв трепещущие руки вверх. —
Выпьем, кум!
Надо теперь перенестись несколько назад, до приезда Штольца
на именины к Обломову, и в другое место, далеко от Выборгской
стороны. Там встретятся знакомые читателю лица, о которых Штольц не все сообщил Обломову, что знал, по каким-нибудь особенным соображениям или, может
быть, потому, что Обломов не все о них расспрашивал, тоже, вероятно, по особенным соображениям.
Она понимала, что если она до сих пор могла укрываться от зоркого взгляда Штольца и вести удачно войну, то этим обязана
была вовсе не своей силе, как в борьбе с Обломовым, а только упорному молчанию Штольца, его скрытому поведению. Но в открытом поле перевес
был не
на ее
стороне, и потому вопросом: «как я могу знать?» она хотела только выиграть вершок пространства и минуту времени, чтоб неприятель яснее обнаружил свой замысел.
— Извини, второпях не успели
на ту
сторону сходить, — говорил Обломов. — Вот, не хочешь ли смородинной водки? Славная, Андрей, попробуй! — Он налил еще рюмку и
выпил.
Потом он взглянет
на окружающее его, вкусит временных благ и успокоится, задумчиво глядя, как тихо и покойно утопает в пожаре зари вечернее солнце, наконец решит, что жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена
была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной
стороны человеческого бытия.
Однажды, около полудня, шли по деревянным тротуарам
на Выборгской
стороне два господина; сзади их тихо ехала коляска. Один из них
был Штольц, другой — его приятель, литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами. Они поравнялись с церковью; обедня кончилась, и народ повалил
на улицу; впереди всех нищие. Коллекция их
была большая и разнообразная.
— Вот сегодня
на могилке у него
был; как в эту
сторону приду, так и туда, сяду да и сижу; слезы так и текут…