Неточные совпадения
— Да он славно бьется! — говорил Бульба, остановившись. — Ей-богу, хорошо! — продолжал он, немного оправляясь, — так, хоть бы даже и не пробовать. Добрый будет козак! Ну, здорово, сынку! почеломкаемся! — И отец с сыном стали целоваться. — Добре, сынку!
Вот так колоти всякого,
как меня тузил; никому не спускай! А все-таки на тебе смешное убранство: что это за веревка висит? А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? — говорил он, обращаясь к младшему, — что ж ты, собачий сын, не колотишь меня?
Бульба по случаю приезда сыновей велел созвать всех сотников и весь полковой чин, кто только был налицо; и когда пришли двое из них и есаул Дмитро Товкач, старый его товарищ, он им тот же час представил сыновей, говоря: «
Вот смотрите,
какие молодцы! На Сечь их скоро пошлю». Гости поздравили и Бульбу, и обоих юношей и сказали им, что доброе дело делают и что нет лучшей науки для молодого человека,
как Запорожская Сечь.
Теперь он тешил себя заранее мыслью,
как он явится с двумя сыновьями своими на Сечь и скажет: «
Вот посмотрите,
каких я молодцов привел к вам!»;
как представит их всем старым, закаленным в битвах товарищам;
как поглядит на первые подвиги их в ратной науке и бражничестве, которое почитал тоже одним из главных достоинств рыцаря.
Вот то гнездо, откуда вылетают все те гордые и крепкие,
как львы!
—
Как не можно?
Как же ты говоришь: не имеем права?
Вот у меня два сына, оба молодые люди. Еще ни разу ни тот, ни другой не был на войне, а ты говоришь — не имеем права; а ты говоришь — не нужно идти запорожцам.
—
Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, — да вы, может быть, и сами лучше это знаете, — что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того пойдет речь, что есть много таких хлопцев, которые еще и в глаза не видали, что такое война, тогда
как молодому человеку, — и сами знаете, панове, — без войны не можно пробыть.
Какой и запорожец из него, если он еще ни разу не бил бусурмена?
Притом же у нас храм Божий — грех сказать, что такое:
вот сколько лет уже,
как, по милости Божией, стоит Сечь, а до сих пор не то уже чтобы снаружи церковь, но даже образа без всякого убранства.
— Да, так видите, панове, что войны не можно начать. Рыцарская честь не велит. А по своему бедному разуму
вот что я думаю: пустить с челнами одних молодых, пусть немного пошарпают берега Натолии. [Натолия — Анаталия — черноморское побережье Турции.]
Как думаете, панове?
—
Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан!
Как! чтобы попустить такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы
вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
— Ясные паны! — произнес жид. — Таких панов еще никогда не видывано. Ей-богу, никогда. Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. — Голос его замирал и дрожал от страха. —
Как можно, чтобы мы думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют на Украине! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить!
Вот и они скажут то же. Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?
—
Вот я вас! — кричал сверху дюжий полковник, — всех перевяжу! Отдавайте, холопы, ружья и коней. Видели,
как перевязал я ваших? Выведите им на вал запорожцев!
В это время подъехал кошевой и похвалил Остапа, сказавши: «
Вот и новый атаман, и ведет войско так,
как бы и старый!» Оглянулся старый Бульба поглядеть,
какой там новый атаман, и увидел, что впереди всех уманцев сидел на коне Остап, и шапка заломлена набекрень, и атаманская палица в руке.
В подобных случаях водилось у запорожцев гнаться в ту ж минуту за похитителями, стараясь настигнуть их на дороге, потому что пленные
как раз могли очутиться на базарах Малой Азии, в Смирне, на Критском острове, и бог знает в
каких местах не показались бы чубатые запорожские головы.
Вот отчего собрались запорожцы. Все до единого стояли они в шапках, потому что пришли не с тем, чтобы слушать по начальству атаманский приказ, но совещаться,
как ровные между собою.
Вот в
какое время подали мы, товарищи, руку на братство!
— Молчи ж! — прикрикнул сурово на него товарищ. — Чего тебе еще хочется знать? Разве ты не видишь, что весь изрублен? Уж две недели
как мы с тобою скачем не переводя духу и
как ты в горячке и жару несешь и городишь чепуху.
Вот в первый раз заснул покойно. Молчи ж, если не хочешь нанести сам себе беду.
— Знаю, знаю все: за мою голову дают две тысячи червонных. Знают же, они, дурни, цену ей! Я тебе пять тысяч дам.
Вот тебе две тысячи сейчас, — Бульба высыпал из кожаного гамана [Гаман — кошелек, бумажник.] две тысячи червонных, — а остальные —
как ворочусь.
— Слушай, пан! — сказал Янкель, — нужно посоветоваться с таким человеком,
какого еще никогда не было на свете. У-у! то такой мудрый,
как Соломон; и когда он ничего не сделает, то уж никто на свете не сделает. Сиди тут;
вот ключ, и не впускай никого!
— О, любезный пан! — сказал Янкель, — теперь совсем не можно! Ей-богу, не можно! Такой нехороший народ, что ему надо на самую голову наплевать.
Вот и Мардохай скажет. Мардохай делал такое,
какого еще не делал ни один человек на свете; но Бог не захотел, чтобы так было. Три тысячи войска стоят, и завтра их всех будут казнить.
— А я, ей-богу, думал, что это сам воевода. Ай, ай, ай!.. — при этом жид покрутил головою и расставил пальцы. — Ай,
какой важный вид! Ей-богу, полковник, совсем полковник!
Вот еще бы только на палец прибавить, то и полковник! Нужно бы пана посадить на жеребца, такого скорого,
как муха, да и пусть муштрует полки!
«
Вот это, душечка Юзыся, — говорил он, — весь народ, что вы видите, пришел затем, чтобы посмотреть,
как будут казнить преступников.