Неточные совпадения
На
полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие
в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые руки, что
было весьма обыкновенно
в те удалые времена.
Он думал: «Не тратить же на избу работу и деньги, когда и без того
будет она снесена татарским набегом!» Все всполошилось: кто менял волов и плуг на коня и ружье и отправлялся
в полки; кто прятался, угоняя скот и унося, что только можно
было унесть.
— Да, может
быть, воевода и сдал бы, но вчера утром полковник, который
в Буджаках, пустил
в город ястреба с запиской, чтобы не отдавали города; что он идет на выручку с
полком, да ожидает только другого полковника, чтоб идти обоим вместе. И теперь всякую минуту ждут их… Но вот мы пришли к дому.
Уходя к своему
полку, Тарас думал и не мог придумать, куда девался Андрий: полонили ли его вместе с другими и связали сонного? Только нет, не таков Андрий, чтобы отдался живым
в плен. Между убитыми козаками тоже не
было его видно. Задумался крепко Тарас и шел перед
полком, не слыша, что его давно называл кто-то по имени.
Наконец повел он свой
полк в засаду и скрылся с ним за лесом, который один
был не выжжен еще козаками.
В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых городов; как
были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб
был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он
в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его
в небольшом местечке Полонном грозные козацкие
полки и как, приведенный
в крайность, польский гетьман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ.
— За тобою, пане полковнику! За тобою! — вскрикнули все, которые
были в Тарасовом
полку; и к ним перебежало немало других.
И вслед за тем ударил он по коню, и потянулся за ним табор из ста телег, и с ними много
было козацких конников и пехоты, и, оборотясь, грозил взором всем остававшимся, и гневен
был взор его. Никто не посмел остановить их.
В виду всего воинства уходил
полк, и долго еще оборачивался Тарас и все грозил.
И такие поминки по Остапе отправлял он
в каждом селении, пока польское правительство не увидело, что поступки Тараса
были побольше, чем обыкновенное разбойничество, и тому же самому Потоцкому поручено
было с пятью
полками поймать непременно Тараса.
Матери и отцу моему, видно, нравилось такое чтение, потому что они заставляли меня декламировать при гостях, которых собиралось у нас в доме гораздо менее, чем в прошедшую зиму: дяди мои
были в полку, а некоторые из самых коротких знакомых куда-то разъехались.
Живновский. А позвольте узнать, об каком Желвакове изволите говорить? у нас
был в полку Желваков, лихой малый, так тот, кажется, опился… Может быть, это брат его?
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом целый
полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не
буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»
Черт побери,
есть так хочется, и
в животе трескотня такая, как будто бы целый
полк затрубил
в трубы.
Вронский
был в эту зиму произведен
в полковники, вышел из
полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и
в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им
в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся
в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
Вронский взял письмо и записку брата. Это
было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата,
в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой.
В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого
полка.
Он не хотел видеть и не видел, что
в свете уже многие косо смотрят на его жену, не хотел понимать и не понимал, почему жена его особенно настаивала на том, чтобы переехать
в Царское, где жила Бетси, откуда недалеко
было до лагеря
полка Вронского.