Цитаты со словом «стало»
— Да он славно бьется! — говорил Бульба, остановившись. — Ей-богу, хорошо! — продолжал он, немного оправляясь, — так, хоть бы даже и не пробовать. Добрый будет козак! Ну, здорово, сынку! почеломкаемся! — И отец с сыном
стали целоваться. — Добре, сынку! Вот так колоти всякого, как меня тузил; никому не спускай! А все-таки на тебе смешное убранство: что это за веревка висит? А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? — говорил он, обращаясь к младшему, — что ж ты, собачий сын, не колотишь меня?
Чтоб я
стал гречкосеем, домоводом, глядеть за овцами да за свиньями да бабиться с женой?
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли,
стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Кроме рейстровых козаков, [Рейстровые козаки — казаки, занесенные поляками в списки (реестры) регулярных войск.] считавших обязанностью являться во время войны, можно было во всякое время, в случае большой потребности, набрать целые толпы охочекомонных: [Охочекомонные козаки — конные добровольцы.] стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сел и местечек и прокричать во весь голос,
ставши на телегу: «Эй вы, пивники, броварники!
С этого времени Остап начал с необыкновенным старанием сидеть за скучною книгою и скоро
стал наряду с лучшими.
Женщина чаще
стала представляться горячим мечтам его; он, слушая философические диспуты, видел ее поминутно, свежую, черноокую, нежную.
Степь чем далее, тем
становилась прекраснее.
Все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она
становилась темно-зеленою; испарения подымались гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием.
Пестрые суслики выпалзывали из нор своих,
становились на задние лапки и оглашали степь свистом.
Трещание кузнечиков
становилось слышнее.
А между тем в народе
стали попадаться и степенные, уваженные по заслугам всею Сечью, седые, старые чубы, бывавшие не раз старшинами.
Остапу и Андрию казалось чрезвычайно странным, что при них же приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы возвращаясь в свой собственный дом, из которого только за час пред тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому, [Кошевой — руководитель коша (
стана), выбиравшийся ежегодно.] который обыкновенно говорил...
Скоро оба молодые козака
стали на хорошем счету у козаков.
Хотя и не было тут науки, на которой пробуется козак, но они
стали уже заметны между другими молодыми прямою удалью и удачливостью во всем.
— Так,
стало быть, следует, чтобы пропадала даром козацкая сила, чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы? Так на что же мы живем, на какого черта мы живем? растолкуй ты мне это. Ты человек умный, тебя недаром выбрали в кошевые, растолкуй ты мне, на что мы живем?
Литавры грянули, — и скоро на площадь, как шмели,
стали собираться черные кучи запорожцев.
Наконец хмель и утомленье
стали одолевать крепкие головы.
Наконец в том и в другом углу
стало раздаваться: «Вот пропадает даром козацкая сила: нет войны!..
Нет, видно, правды на свете!» Другие козаки слушали сначала, а потом и сами
стали говорить: «А и вправду нет никакой правды на свете!» Старшины казались изумленными от таких речей.
Из среды их отделился и
стал впереди приземистый, плечистый козак, человек лет пятидесяти.
Дыбом
стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы.
Случалось, что многие военачальники королевские, торжествовавшие дотоле в прежних битвах, решались, соединя свои силы,
стать грудью против запорожцев.
В один месяц возмужали и совершенно переродились только что оперившиеся птенцы и
стали мужами.
Черты лица их, в которых доселе видна была какая-то юношеская мягкость,
стали теперь грозны и сильны.
Уже испытанной уверенностью
стали теперь означаться его движения, и в них не могли не быть заметны наклонности будущего вождя.
Со всех сторон из травы уже
стал подыматься густой храп спящего воинства, на который отзывались с поля звонкими ржаньями жеребцы, негодующие на свои спутанные ноги.
Временами Андрий как будто позабывался, и какой-то легкий туман дремоты заслонял на миг пред ним небо, и потом оно опять очищалось и вновь
становилось видно.
Он опустил руку и
стал взглядываться в него внимательней.
Вновь сверкнули в его памяти прекрасные руки, очи, смеющиеся уста, густые темно-ореховые волосы, курчаво распавшиеся по грудям, и все упругие, в согласном сочетанье созданные члены девического
стана.
Он шел, а биение сердца
становилось сильнее, сильнее при одной мысли, что увидит ее опять, и дрожали молодые колени.
Тут вспомнил он, что вчера кошевой попрекал кашеваров за то, что сварили за один раз всю гречневую муку на саламату, тогда как бы ее
стало на добрых три раза.
— С тобою баба! Ей, отдеру тебя, вставши, на все бока! Не доведут тебя бабы к добру! — Сказавши это, он оперся головою на локоть и
стал пристально рассматривать закутанную в покрывало татарку.
Проход
стал несколько шире, так что Андрию можно было пораспрямиться.
Он
становился гуще и гуще, разрастался, перешел в тяжелые рокоты грома и потом вдруг, обратившись в небесную музыку, понесся высоко под сводами своими поющими звуками, напоминавшими тонкие девичьи голоса, и потом опять обратился он в густой рев и гром и затих.
И ощутил Андрий в своей душе благоговейную боязнь и
стал неподвижен перед нею.
Его душе вдруг
стало легко; казалось, все развязалось у него.
И глаза ее вдруг наполнились слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе на лицо его, и он в минуту
стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свою прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной грусти.
Стоило мне только махнуть рукой, и любой из них, красивейший, прекраснейший лицом и породою,
стал бы моим супругом.
И мало того, что осуждена я на такую страшную участь; мало того, что перед концом своим должна видеть, как
станут умирать в невыносимых муках отец и мать, для спасенья которых двадцать раз готова бы была отдать жизнь свою; мало всего этого: нужно, чтобы перед концом своим мне довелось увидать и услышать слова и любовь, какой не видала я.
— А что мне отец, товарищи и отчизна! — сказал Андрий, встряхнув быстро головою и выпрямив весь прямой, как надречная осокорь, [Осокорь — серебристый тополь.]
стан свой.
И понесу я отчизну сию в сердце моем, понесу ее, пока
станет моего веку, и посмотрю, пусть кто-нибудь из козаков вырвет ее оттуда!
Потом уже оказалось, что весь Переяславский курень, расположившийся перед боковыми городскими воротами, был пьян мертвецки;
стало быть, дивиться нечего, что половина была перебита, а другая перевязана прежде, чем все могли узнать, в чем дело.
Кошевой дал приказ собраться всем, и когда все
стали в круг и затихли, снявши шапки, он сказал...
Народ в городе голодный;
стало быть, все съест духом, да и коням тоже сена… уж я не знаю, разве с неба кинет им на вилы какой-нибудь их святой… только про это еще Бог знает; а ксендзы-то их горазды на одни слова.
Разделяйся же на три кучи и
становись на три дороги перед тремя воротами.
— Как только услышал я на заре шум и козаки
стали стрелять, я ухватил кафтан и, не надевая его, побежал туда бегом; дорогою уже надел его в рукава, потому что хотел поскорей узнать, отчего шум, отчего козаки на самой заре стали стрелять.
Кто проснулся связанный во вражьих руках, кто, и совсем не просыпаясь, сонный перешел в сырую землю, и сам атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, очутился в ляшском
стану.
— Не давать им, не давать им строиться и
становиться в ряды! — кричал кошевой. — Разом напирайте на них все курени! Оставляйте прочие ворота! Тытаревский курень, нападай сбоку! Дядькивский курень, нападай с другого! Напирайте на тыл, Кукубенко и Палывода! Мешайте, мешайте и розните их!
Хотел было поворотить вдруг своего коня лях и
стать ему в лицо; но не послушался конь: испуганный страшным криком, метнулся на сторону, и достал его ружейною пулею Кукубенко.
Как услышали уманцы, что куренного их атамана Бородатого нет уже в живых, бросили поле битвы и прибежали прибрать его тело; и тут же
стали совещаться, кого выбрать в куренные. Наконец сказали...
Цитаты из русской классики со словом «стало»
Ассоциации к слову «стало»
Предложения со словом «стать»
- Если будешь отдавать предпочтение обуви с плоской подошвой, стопы могут стать ещё более плоскими, а походка – как у медвежонка.
- Ибо хотя мне давно уже стало ясно, что я слишком серьёзно отношусь к философии, чтобы мог сделаться её профессором, но я всё-таки не думал, что тот же самый порок может повредить мне и в глазах какой-либо академии.
- Человек, который не хотел говорить, днями рвал бумагу в клочья, вдруг стал петь, и никто не мог распознать в нём человека, тяжело больного шизофренией.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «стать»
Афоризмы русских писателей со словом «стать»
Дополнительно