Неточные совпадения
Частный принял довольно сухо Ковалева и сказал, что после обеда не то время, чтобы производить следствие, что сама натура назначила, чтобы, наевшись, немного отдохнуть (из этого коллежский асессор мог видеть, что частному приставу были небезызвестны изречения древних мудрецов), что у порядочного человека не оторвут носа и что много есть
на свете всяких
майоров, которые не имеют даже и исподнего в приличном состоянии и таскаются по всяким непристойным
местам.
Чтобы действительно увериться, что он не пьян,
майор ущипнул себя так больно, что сам вскрикнул. Эта боль совершенно уверила его, что он действует и живет наяву. Он потихоньку приблизился к зеркалу и сначала зажмурил глаза с тою мыслию, что авось-либо нос покажется
на своем
месте; но в ту же минуту отскочил назад, сказавши...
Медик сказал, что это ничего, и, посоветовавши отодвинуться немного от стены, велел ему перегнуть голову сначала
на правую сторону и, пощупавши то
место, где прежде был нос, сказал: «Гм!» Потом велел ему перегнуть голову
на левую сторону и сказал: «Гм!» — и в заключение дал опять ему большим пальцем щелчка, так что
майор Ковалев дернул головою, как конь, которому смотрят в зубы.
Иногда вовсе нет никакого правдоподобия: вдруг тот самый нос, который разъезжал в чине статского советника и наделал столько шуму в городе, очутился как ни в чем не бывало вновь
на своем
месте, то есть именно между двух щек
майора Ковалева.
Потом поехал он к другому коллежскому асессору, или
майору, большому насмешнику, которому он часто говорил в ответ
на разные занозистые заметки: «Ну, уж ты, я тебя знаю, ты шпилька!» Дорогою он подумал: «Если и
майор не треснет со смеху, увидевши меня, тогда уж верный знак, что всё, что ни есть, сидит
на своем
месте».
Неточные совпадения
На другом углу Певческого переулка, тогда выходившего
на огромный, пересеченный оврагами, заросший пустырь, постоянный притон бродяг, прозванный «вольным
местом», как крепость, обнесенная забором, стоял большой дом со службами генерал-майора Николая Петровича Хитрова, владельца пустопорожнего «вольного
места» вплоть до нынешних Яузского и Покровского бульваров, тогда еще носивших одно название: «бульвар Белого города».
Но именинник все-таки был спокоен, потому что
майор «никак не мог донести»; ибо, несмотря
на всю свою глупость, всю жизнь любил сновать по всем
местам, где водятся крайние либералы; сам не сочувствовал, но послушать очень любил.
На следующей неделе Марфины получили еще письмо, уже из Москвы, от Аггея Никитича Зверева, которое очень порадовало Егора Егорыча. Не было никакого сомнения, что Аггей Никитич долго сочинял свое послание и весьма тщательно переписал его своим красивым почерком. Оно у него вышло несколько витиевато, и витиевато не в хорошем значении этого слова; орфография у
майора местами тоже хромала. Аггей Никитич писал:
Арестанты, которые стояли без фуражек, кажется, еще с того самого времени, как послали за
майором, теперь все выпрямились, подправились; каждый из них переступил с ноги
на ногу, а затем все так и замерли
на месте, ожидая первого слова, или, лучше сказать, первого крика высшего начальства.
Только я вам говорю, наш
майор при всяком случае
на теперешнем
месте останется.