Один спекулятор почтенной наружности, с бакенбардами, продававший при
входе в театр разные сухие кондитерские пирожки, нарочно поделал прекрасные деревянные прочные скамьи, на которые приглашал любопытных становиться за восемьдесят копеек от каждого посетителя.
Оркестр уже заиграл увертюру, как вдруг из Немецкого клуба примчался верховой — и прямо к брандмейстеру Сущевской части Корыто, который, как начальство, в мундире и каске, сидел у
входа в театр. Верховой сунул ему повестку, такую же, какую минуту назад передал брандмейстеру Тверской части.
Неточные совпадения
Рядом со мной, у
входа в Малый
театр, сидит единственный
в Москве бронзовый домовладелец,
в том же самом заячьем халатике,
в котором он писал «Волки и овцы». На стене у
входа я читаю афишу этой пьесы и переношусь
в далекое прошлое.
Вход в ресторан был строгий: лестница
в коврах, обставленная тропическими растениями, внизу швейцары, и ходили сюда завтракать из своих контор главным образом московские немцы. После спектаклей здесь собирались артисты Большого и Малого
театров и усаживались
в двух небольших кабинетах.
В одном из них председательствовал певец А. И. Барцал, а
в другом — литератор, историк
театра В. А. Михайловский — оба бывшие посетители закрывшегося Артистического кружка.
Околоточный грозит от
входа пальцем. Поднимается занавес.
В театре крики:
Рассветало, когда мы с Андреевым-Бурлаком вышли от А. А. Бренко. Народу на улицах было много. Несли освященные куличи и пасхи. По Тверской шел народ из Кремля. Ни одного извозчика, ни одного экипажа: шли и по тротуарам и посреди улиц. Квартира Бурлака находилась при
театре в нижнем этаже,
вход в нее был со двора.
Перед Илькой стоял молодой человек, лет двадцати пяти, красивый брюнет,
в чистенькой черной паре. Это был репортер газеты «Фигаро» Андре д’Омарен. Он по службе был постоянным посетителем мест, подобных
театру Бланшар. Его визитная карточка давала ему бесплатный
вход во все подобные места, желающие, чтоб о их скандалах печатались репортички…Скандал, описанный
в «Фигаро», — лучшая реклама.