Неточные совпадения
Таков уже русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который
бы хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графом или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений.
— Здесь он еще что-то
хотел выразить, но, заметивши, что несколько зарапортовался, ковырнул только рукою в воздухе и продолжал: — Тогда, конечно, деревня и уединение имели
бы очень много приятностей.
Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не
хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо
бы купчую совершить поскорее и хорошо
бы, если
бы он сам понаведался в город. Потом взял шляпу и стал откланиваться.
В один мешочек отбирают всё целковики, в другой полтиннички, в третий четвертачки,
хотя с виду и кажется, будто
бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит во время печения праздничных лепешек со всякими пряженцами [Пряженцы — «маленькие пирожки с мясом и луком; подается к ним суп или бульон».
— Вы, матушка, — сказал он, — или не
хотите понимать слов моих, или так нарочно говорите, лишь
бы что-нибудь говорить… Я вам даю деньги: пятнадцать рублей ассигнациями. Понимаете ли? Ведь это деньги. Вы их не сыщете на улице. Ну, признайтесь, почем продали мед?
Во всю дорогу был он молчалив, только похлестывал кнутом и не обращал никакой поучительной речи к лошадям,
хотя чубарому коню, конечно, хотелось
бы выслушать что-нибудь наставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались в руках словоохотного возницы и кнут только для формы гулял поверх спин.
Хотя бричка мчалась во всю пропалую и деревня Ноздрева давно унеслась из вида, закрывшись полями, отлогостями и пригорками, но он все еще поглядывал назад со страхом, как
бы ожидая, что вот-вот налетит погоня.
Везде поперек каким
бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики стоят, зевая, с открытыми ртами, не надевая шапок,
хотя давно уже унесся и пропал из виду дивный экипаж.
— А кто это сказывал? А вы
бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно,
хотел пошутить над вами. Вот, бают, тысячи душ, а поди-тка сосчитай, а и ничего не начтешь! Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровенный куш мужиков.
— Я
бы хотел прежде знать, где крепостной стол, здесь или в другом месте?
— Принес и просьбу. Я
бы хотел… мне нужно поторопиться… так нельзя ли, например, кончить дело сегодня?
— Мне кажется, однако ж, — сказал председатель, — вы
бы тоже повалили медведя, если
бы захотели выйти против него.
— Река. Впрочем, и пруд есть. — Сказав это, Чичиков взглянул ненароком на Собакевича, и
хотя Собакевич был по-прежнему неподвижен, но ему казалось, будто
бы было написано на лице его: «Ой, врешь ты! вряд ли есть река, и пруд, да и вся земля!»
Купец, который на рысаке был помешан, улыбался на это с особенною, как говорится, охотою и, поглаживая бороду, говорил: «Попробуем, Алексей Иванович!» Даже все сидельцы [Сиделец — приказчик, продавец в лавке.] обыкновенно в это время, снявши шапки, с удовольствием посматривали друг на друга и как будто
бы хотели сказать: «Алексей Иванович хороший человек!» Словом, он успел приобресть совершенную народность, и мнение купцов было такое, что Алексей Иванович «хоть оно и возьмет, но зато уж никак тебя не выдаст».
Смеются вдвое в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые, впрочем, несколько плохо услыхали произнесенные им слова, и, наконец, стоящий далеко у дверей у самого выхода какой-нибудь полицейский, отроду не смеявшийся во всю жизнь свою и только что показавший перед тем народу кулак, и тот по неизменным законам отражения выражает на лице своем какую-то улыбку,
хотя эта улыбка более похожа на то, как
бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
Хотят непременно, чтобы все было написано языком самым строгим, очищенным и благородным, — словом,
хотят, чтобы русский язык сам собою опустился вдруг с облаков, обработанный как следует, и сел
бы им прямо на язык, а им
бы больше ничего, как только разинуть рты да выставить его.
Казалось, как будто он
хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало на него, или толкал его кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной ноге, не то
бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но он на них не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
Как ни велик был в обществе вес Чичикова,
хотя он и миллионщик, и в лице его выражалось величие и даже что-то марсовское и военное, но есть вещи, которых дамы не простят никому, будь он кто
бы ни было, и тогда прямо пиши пропало!
Это название она приобрела законным образом, ибо, точно, ничего не пожалела, чтобы сделаться любезною в последней степени,
хотя, конечно, сквозь любезность прокрадывалась ух какая юркая прыть женского характера! и
хотя подчас в каждом приятном слове ее торчала ух какая булавка! а уж не приведи бог, что кипело в сердце против той, которая
бы пролезла как-нибудь и чем-нибудь в первые.
— Но, однако ж, я
бы все
хотела знать, какие ваши насчет этого мысли?
Мертвые души, губернаторская дочка и Чичиков сбились и смешались в головах их необыкновенно странно; и потом уже, после первого одурения, они как будто
бы стали различать их порознь и отделять одно от другого, стали требовать отчета и сердиться, видя, что дело никак не
хочет объясниться.
Нельзя, однако же, сказать, чтобы природа героя нашего была так сурова и черства и чувства его были до того притуплены, чтобы он не знал ни жалости, ни сострадания; он чувствовал и то и другое, он
бы даже
хотел помочь, но только, чтобы не заключалось это в значительной сумме, чтобы не трогать уже тех денег, которых положено было не трогать; словом, отцовское наставление: береги и копи копейку — пошло впрок.
Хотя он и должен был вначале протираться в грязном обществе, но в душе всегда сохранял чистоту, любил, чтобы в канцеляриях были столы из лакированного дерева и все
бы было благородно.
Итак, он давно
бы хотел в таможню, но удерживали текущие разные выгоды по строительной комиссии, и он рассуждал справедливо, что таможня, как
бы то ни было, все еще не более как журавль в небе, а комиссия уже была синица в руках.
Прежде он не
хотел вступать ни в какие сношения с ними, потому что был не более как простой пешкой, стало быть, немного получил
бы; но теперь… теперь совсем другое дело: он мог предложить какие угодно условия.
У всякого стойло,
хотя и отгороженное, но через перегородки можно было видеть и других лошадей, так что, если
бы пришла кому-нибудь из них, даже самому дальнему, фантазия вдруг заржать, то можно было ему ответствовать тем же тот же час.
— Жена — хлопотать! — продолжал Чичиков. — Ну, что ж может какая-нибудь неопытная молодая женщина? Спасибо, что случились добрые люди, которые посоветовали пойти на мировую. Отделался он двумя тысячами да угостительным обедом. И на обеде, когда все уже развеселились, и он также, вот и говорят они ему: «Не стыдно ли тебе так поступить с нами? Ты все
бы хотел нас видеть прибранными, да выбритыми, да во фраках. Нет, ты полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит».
— Да, ваше превосходительство… Это, ваше превосходительство, дело такое, что я
бы хотел его подержать в секрете…
— В том-то <и дело>, что ничего этого нет, — сказал Платонов. — Поверите ли, что иной раз я
бы хотел, чтобы это было, чтобы была какая-нибудь тревога и волненья. Ну, хоть
бы просто рассердил меня кто-нибудь. Но нет! Скучно — да и только.
— Да уж в работниках не будете иметь недостатку. У нас целые деревни пойдут в работы: бесхлебье такое, что и не запомним. Уж вот беда-то, что не
хотите нас совсем взять, а отслужили
бы верою вам, ей-богу, отслужили. У вас всякому уму научишься, Константин Федорович. Так прикажите принять в последний раз.
— Но ведь как же — мертвые? Ведь этак же нельзя написать. Они
хотя и мертвые, но нужно, чтобы казались как
бы были живые.
Что сами благодаря этой роскоши стали тряпки, а не люди, и болезней черт знает каких понабрались, и уж нет осьмнадцатилетнего мальчишки, который
бы не испробовал всего: и зубов у него нет, и плешив, — так
хотят теперь и этих заразить.
Выдумали, что в деревне тоска… да я
бы умер от тоски, если
бы хотя один день провел в городе так, как проводят они!
Тут Костанжогло взглянул на него так, как
бы хотел ему сказать: «Ты что за невежа! С азбуки, что ли, нужно с тобой начинать?»
— То есть, если
бы он не так со мной поступил; но он
хочет, как я вижу, знаться судом. Пожалуй, посмотрим, кто выиграет. Хоть на плане и не так ясно, но есть свидетели — старики еще живы и помнят.
— Да куды ж мне, сами посудите! Мне нельзя начинать с канцелярского писца. Вы позабыли, что у меня семейство. Мне сорок, у меня уж и поясница болит, я обленился; а должности мне поважнее не дадут; я ведь не на хорошем счету. Я признаюсь вам: я
бы и сам не взял наживной должности. Я человек хоть и дрянной, и картежник, и все что
хотите, но взятков брать я не стану. Мне не ужиться с Красноносовым да Самосвистовым.
Теперь Иван Потапыч мог
бы хлебать с серебряного блюда, да уж не
хочет.
Хотя, точно, есть одно такое обстоятельство, которое
бы послужило в его пользу, да он сам не согласится, потому <что> через это пострадал
бы другой.
Я, может быть, больше всех виноват; я, может быть, слишком сурово вас принял вначале; может быть, излишней подозрительностью я оттолкнул из вас тех, которые искренно
хотели мне быть полезными,
хотя и я, с своей стороны, мог
бы также сделать <им упрек>.