Неточные совпадения
От
трактира Тестова осталась только в двух-трех
залах старинная мебель, а все остальное и не узнаешь! Даже стены другие стали.
Старые москвичи-гурманы перестали ходить к Тестову. Приезжие купцы, не бывавшие несколько лет в Москве, не узнавали
трактира. Первым делом — декадентская картина на зеркальном окне вестибюля… В большом
зале — модернистская мебель, на которую десятипудовому купчине и сесть боязно.
Рядом с домом Мосолова, на земле, принадлежавшей Консистории, [Консистория —
зал собрания (лат.). В дореволюционной России коллегиальный совет, подчиненный архиерею.] был простонародный
трактир «Углич».
Трактир извозчичий, хотя у него не было двора, где обыкновенно кормятся лошади, пока их владельцы пьют чай. Но в то время в Москве была «простота», которую вывел в половине девяностых годов обер-полицмейстер Власовский.
Трактир «Собачий рынок» был не на самой площади, а вблизи нее, на Неглинном проезде, но считался на Трубе. Это был грязноватый трактирчик-низок. В нем имелся так называемый чистый
зал, по воскресеньям занятый охотниками. Каждая их группа на этот день имела свой дожидавшийся стол.
После спектакля стояла очередью театральная публика. Слава Тестова забила Турина и «Саратов». В 1876 году купец Карзинкин купил
трактир Турина, сломал его, выстроил огромнейший дом и составил «Товарищество Большой Московской гостиницы», отделал в нем роскошные
залы и гостиницу с сотней великолепных номеров. В 1878 году открылась первая половина гостиницы. Но она не помешала Тестову, прибавившему к своей вывеске герб и надпись: «Поставщик высочайшего двора».
Кроме ряда кабинетов в
трактире были две огромные
залы, где на часы обеда или завтрака именитые купцы имели свои столы, которые до известного часа никем не могли быть заняты.
Передо мной счет
трактира Тестова в тридцать шесть рублей с погашенной маркой и распиской в получении денег и подписями: «В. Долматов и О. Григорович». Число — 25 мая. Год не поставлен, но, кажется, 1897-й или 1898-й. Проездом из Петербурга зашли ко мне мой старый товарищ по сцене В. П. Долматов и его друг О. П. Григорович, известный инженер, москвич. Мы пошли к Тестову пообедать по-московски. В левой
зале нас встречает патриарх половых, справивший сорокалетний юбилей, Кузьма Павлович.
Сколько часов работали половые, носясь по
залам, с кухни и на кухню, иногда находящуюся внизу, а
зал — в третьем этаже, и учесть нельзя. В некоторых
трактирах работали чуть не по шестнадцати часов в сутки. Особенно трудна была служба в «простонародных»
трактирах, где подавался чай — пять копеек пара, то есть чай и два куска сахару на одного, да и то заказчики экономили.
В каждом
трактире был обязательно свой
зал для извозчиков, где красовался увлекательный «каток», арендатор которого платил большие деньги трактирщику и старался дать самую лучшую провизию, чтобы привлекать извозчиков, чтобы они говорили...
В
трактире всегда сидели свои люди, знали это, и никто не обижался. Но едва не случилась с ним беда. Это было уже у Тестова, куда он перешел от Турина. В
зал пришел переведенный в Москву на должность начальника жандармского управления генерал Слезкин. Он с компанией занял стол и заказывал закуску. Получив приказ, половой пошел за кушаньем, а вслед ему Слезкин крикнул командирским голосом...
Во втором
зале этого
трактира, в переднем углу, под большим образом с неугасимой лампадой, за отдельным столиком целыми днями сидел старик, нечесаный, небритый, редко умывающийся, чуть не оборванный… К его столику подходят очень приличные, даже богатые, известные Москве люди. Некоторым он предлагает сесть. Некоторые от него уходят радостные, некоторые — очень огорченные.
В городе был еще один русский
трактир. Это в доме Казанского подворья, по Ветошному переулку,
трактир Бубнова. Он занимал два этажа громадного дома и бельэтаж с анфиладой роскошно отделанных
зал и уютных отдельных кабинетов.
Пари иногда доходили до нескольких тысяч рублей. Фаворитами публики долгое время были выписанные из Англии петухи мучника Ларионова, когда-то судившегося за поставку гнилой муки на армию, но на своих петухах опять выскочившего в кружок богатеев, простивших ему прошлое «за удачную петушиную охоту». Эти бои оканчивались в кабинетах и
залах второго этажа
трактира грандиознейшей попойкой.
Сам Красовский был тоже любитель этого спорта, дававшего ему большой доход по
трактиру. Но последнее время, в конце столетия, Красовский сделался ненормальным, больше проводил время на «Голубятне», а если являлся в
трактир, то ходил по
залам с безумными глазами, распевал псалмы, и… его, конечно, растащили:
трактир, когда-то «золотое дно», за долги перешел в другие руки, а Красовский кончил жизнь почти что нищим.
У Никитских ворот, в доме Боргеста, был
трактир, где одна из
зал была увешана закрытыми бумагой клетками с соловьями, и по вечерам и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители слушать соловьиное пение. Во многих
трактирах были клетки с певчими птицами, как, например, у А. Павловского на Трубе и в Охотничьем
трактире на Неглинной. В этом
трактире собирались по воскресеньям, приходя с Трубной площади, где продавали собак и птиц, известные московские охотники.
Трактир «Балаклава» состоял из двух низких, полутемных
залов, а вместо кабинетов в нем были две пещеры: правая и левая.
Ранее, до «Щербаков», актерским
трактиром был
трактир Барсова в доме Бронникова, на углу Большой Дмитровки и Охотного ряда. Там существовал знаменитый Колонный
зал, в нем-то собирались вышеупомянутые актеры и писатели, впоследствии перешедшие в «Щербаки», так как
трактир Барсова закрылся, а его помещение было занято Артистическим кружком, и актеры, день проводившие в «Щербаках», вечером бывали в Кружке.
Неточные совпадения
Но — увы!
залы стоят пустые; насилу докличетесь сонного слуги-китайца, закажете обед и заплатите втрое против того, что он стоит тут же рядом, в
трактире.
Остальное помещение клуба состояло из шести довольно больших комнат, отличавшихся большей роскошью сравнительно с обстановкой нижнего этажа и танцевального
зала; в средней руки столичных
трактирах можно встретить такую же вычурную мебель, такие же трюмо под орех, выцветшие драпировки на окнах и дверях. Одна комната была отделана в красный цвет, другая — в голубой, третья — в зеленый и т. д. На диванчиках сидели дамы и мужчины, провожавшие Привалова любопытными взглядами.
В
зале, точно боги на облаках, в табачном дыму и в тумане, какой бывает в
трактирах и сырых помещениях, двигались военные и штатские.
Ему казалось, что он вылезает на свет из тяжёлого облака, шубой одевавшего и тело и душу. Прислушиваясь к бунту внутри себя, он твёрдо взошёл по лестнице
трактира и, пройдя через пёстрый
зал на балкон, сел за стол, широко распахнув полы сюртука.
В левом
зале от входа, посредине, между двумя плюшевыми диванами стоял стол, который днем никто из посетителей тестовского
трактира занимать не смел.