Всем букинистам был известен один собиратель, каждое воскресенье копавшийся в палатках букинистов и в разваленных на рогожах книгах, оставивший после себя ценную библиотеку. И рассчитывался он всегда неуклонно так: сторгует, положим, книгу, за которую просили пять рублей, за два рубля, выжав все из букиниста, и лезет
в карман. Вынимает два кошелька, из одного достает рубль, а из другого вываливает всю мелочь и дает один рубль девяносто три копейки.
Пришел, положим, мужик свой последний полушубок продавать. Его сразу окружает шайка барышников. Каждый торгуется, каждый дает свою цену. Наконец, сходятся в цене. Покупающий неторопливо лезет
в карман, будто за деньгами, и передает купленную вещь соседу. Вдруг сзади мужика шум, и все глядят туда, и он тоже туда оглядывается. А полушубок в единый миг, с рук на руки, и исчезает.
Тогда я прислонился к дереву, стянул сапог и тотчас открыл причину боли: оказалось, что мой маленький перочинный ножик провалился из кармана и сполз в сапог. Сунув ножик
в карман, я стал надевать сапог и тут услышал хлюпанье по лужам и тихий разговор. Я притих за деревом. Со стороны Безымянки темнеет на фоне радужного круга от красного фонаря тихо движущаяся группа из трех обнявшихся человек.
Неточные совпадения
За ними «фортачи», ловкие и гибкие ребята, умеющие лазить
в форточку, и «ширмачи», бесшумно лазившие по
карманам у человека
в застегнутом пальто, заторкав и затырив его
в толпе.
Сухаревские старьевщики-барахольщики типа Ужо, коллекционеры, бесящиеся с жиру или собирающие коллекции, чтобы похвастаться перед знакомыми, или скупающие драгоценности для перевода капиталов из одного
кармана в другой, или просто желающие помаклачить искатели «на грош пятаков», вели себя возмутительно.
От Яковлева я вышел около часа ночи и зашлепал
в своих высоких сапогах по грязи средней аллеи Цветного бульвара, по привычке сжимая
в правом
кармане неразлучный кастет — подарок Андреева-Бурлака. Впрочем, эта предосторожность была излишней: ни одной живой души, когда
Это был решительный момент. Я успел выхватить из
кармана кастет и прямым ударом ткнул
в зубы нападавшего. Он с воем грохнулся на пол.
А потом и бросил ту фразу о персидской ромашке… Швырнул
в затылок стоявшего на Садовой городового окурок сигары, достал из
кармана свежую, закурил и отрекомендовался...
Ну, вынешь из
кармана кошелек, достанешь гривенник, думаешь дать, а потом мелькнет
в голове: ведь я ему жалованье плачу, за что же еще сверх того давать?
— Отпираю, а у самого руки трясутся, уже и денег не жаль: боюсь, вдруг пристрелят. Отпер. Забрали тысяч десять с лишком, меня самого обыскали, часы золотые с цепочкой сняли, приказали четверть часа не выходить из конторы… А когда они ушли, уж и хохотал я, как их надул: пока они мне
карманы обшаривали, я
в кулаке держал десять золотых, успел со стола схватить… Не догадались кулак-то разжать! Вот как я их надул!.. Хи-хи-хи! — и раскатывался дробным смехом.
Яблоки кальвиль, каждое с гербом, по пять рублей штука при покупке… И прятали замоскворецкие гости по задним
карманам долгополых сюртуков дюшесы и кальвиль, чтобы отвезти их
в Таганку,
в свои старомодные дома, где пахло деревянным маслом и кислой капустой…
Беднота покупала
в палатках и с лотков у разносчиков последние сорта мяса: ребра, подбедерок, покромку, требуху и дешевую баранину-ордынку. Товар лучших лавок им не по
карману, он для тех, о которых еще Гоголь сказал: «Для тех, которые почище».
Мы пролезли
в пролом, спустились на четыре ступеньки вниз, на каменный пол; здесь подземный мрак еще боролся со светом из проломанного потолка
в другом конце подземелья. Дышалось тяжело… Проводник мой вынул из
кармана огарок свечи и зажег… Своды… кольца… крючья…
Огарев приезжал внезапно
в часть, проходил
в конюшню, вынимал из
кармана платок — и давай пробовать, как вычищены лошади.
В Москве с давних пор это слово было ходовым, но имело совсем другое значение: так назывались особого рода нищие, являвшиеся
в Москву на зимний сезон вместе со своими господами, владельцами богатых поместий. Помещики приезжали
в столицу проживать свои доходы с имений, а их крепостные — добывать деньги, часть которых шла на оброк,
в господские
карманы.
— Да ведь ваши шубы сгорят! — оправдывается швейцар. Саркуша рассовывает по
карманам деньги, схватывает со стола лоток карт и с хохотом швыряет
в угол.
Он аккуратно приходил ежедневно купаться
в бассейне раньше всех; выкупавшись, вынимал из
кармана маленького «жулика», вышибал пробку и, вытянув половинку, а то и до дна, закусывал изюминкой.
Бобчинский. Да вы поищите-то получше, Петр Иванович! У вас там, я знаю,
в кармане — то с правой стороны прореха, так в прореху-то, верно, как-нибудь запали.
Рассказывают следующее. Один озабоченный градоначальник, вошед в кофейную, спросил себе рюмку водки и, получив желаемое вместе с медною монетою в сдачу, монету проглотил, а водку вылил себе
в карман. Вполне сему верю, ибо при градоначальнической озабоченности подобные пагубные смешения весьма возможны. Но при этом не могу не сказать: вот как градоначальники должны быть осторожны в рассмотрении своих собственных действий!
Неточные совпадения
— дворянин учится наукам: его хоть и секут
в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе
карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь
в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Проповедь эта шла столь успешно, что глуповские копейки дождем сыпались
в ее
карманы, и
в скором времени она успела скопить довольно значительный капитал.
— Никогда не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко. Ведь мое всё состояние тут, — он показал на боковой
карман, — и теперь я богатый человек; а нынче поеду
в клуб и, может быть, выйду нищим. Ведь кто со мной садится — тоже хочет оставить меня без рубашки, а я его. Ну, и мы боремся, и
в этом-то удовольствие.
Одевшись, Степан Аркадьич прыснул на себя духами, выправил рукава рубашки, привычным движением рассовал по
карманам папиросы, бумажник, спички, часы с двойной цепочкой и брелоками и, встряхнув платок, чувствуя себя чистым, душистым, здоровым и физически веселым, несмотря на свое несчастье, вышел, слегка подрагивая на каждой ноге,
в столовую, где уже ждал его кофе и, рядом с кофеем, письма и бумаги из присутствия.
— Прошу покорно, — сказал он, стараясь иметь равнодушный вид и, войдя
в сени, достал ключ из
кармана и отпер дверь.