Неточные совпадения
A.П. Лукин встретил
меня, и мы прошли в кабинет к фактическому владельцу газеты В.М. Соболевскому, сидевшему за огромным письменным столом с массой газет и рукописей. Перед столом — такой же портрет Н.С. Скворцова. Кожаная дорогая мебель, тяжелые шторы, на столе подсвечник с шестью свечами под зеленым абажуром. В.М. Соболевский любил работать
при свечах. В других комнатах стояли керосиновые лампы с зелеными абажурами.
Каково же было удивление, когда на другой день утром жена, вынимая газеты из ящика у двери, нашла в нем часы с цепочкой, завернутые в бумагу!
При часах грамотно написанная записка: «Стырено по ошибке, не знали, что ваши, получите с извинением». А сверху написано: «В.А. Гиляровскому». Тем и кончилось. Может быть,
я и встречался где-нибудь с автором этого дела и письма, но никто не намекнул о происшедшем.
И рассказал он
мне в подробностях до мелочей всю кражу у Бордевиля: как
при его главном участии увезли шкаф, отправили по Рязанской дороге в Егорьевск, оттуда на лошади в Ильинский погост, в Гуслицы, за двенадцать верст от станции по дороге в Запонорье, где еще у разбойника Васьки Чуркина был притон.
Первая встреча с холерой была у
меня при выходе из вагона в Ростове. Подхожу к двери в зал первого класса — и передо
мной грохается огромный, толстый швейцар, которого
я увидел еще издали, сходя с площадки вагона. Оказалось — случай молниеносной холеры. Во время моей поездки
я видел еще два таких случая, а слышал о них часто.
И много
мне Иван Иванович рассказал из преданий, сохранившихся в семьях потомков разинцев, хранивших эти предания от своих дедов, прадедов, участников разинского бунта, присутствовавших
при казни, видевших, как на Болоте четвертовали их атамана и как голову его на высокий шест, рядом с помостом, поставили на берегу Москвы-реки.
Через год Н.П. Чугунов отомстил
мне. Когда моя книга «Трущобные люди» была сожжена, он
мне в той же корректорской
при всех сказал...
Иногда приходилось нам получать и наличными, но всегда одним и тем же способом, памятуя одиннадцатую заповедь: не зевай! По крайней мере, так было, когда крохотная редакция и такая же контора помещались
при квартире А.
Я. Липскерова, на углу Тверской и Газетного переулка, в старинном доме Шаблыкина, в нижнем этаже, имея общий вход с улицы рядом с каким-то портным, изобразившим вместо вывески огромные жестяные ножницы.
Дело пошло. Деньги потекли в кассу, хотя «Новости дня» имели подписчиков меньше всех газет и шли только в розницу, но вместе с «пюблисите» появились объявления, и расцвел А.
Я. Липскеров. Купил себе роскошный особняк у Красных Ворот. Зеркальные стекла во все окно, сад
при доме, дорогие запряжки, роскошные обеды и завтраки, — все время пьют и едят. Ложа в театре, ложа на скачках, ложа на бегах.
Мое знакомство с Н.И. Пастуховым произошло в первых числах августа 1881 года в саду
при театре А.А. Бренко в Петровском парке, где
я служил актером. В этот вечер
я играл в «Царе Борисе» Хлопко и после спектакля с Н.П. Кичеевым, редактором «Будильника», вдвоем ужинали в саду.
А в городе хозяин ходит, как граф, пользу да штраф, да прибыль, провизия, значит, не в ремизе
я, а там на товар процент дает хороший дивиденд, а уж
при подряде своего тоже не упустим, такого Петра Кириллова запустим, что на поди! Значит, пей да гуляй, да певиц бриллиантами наделяй, а ежели учинишь дебош, адвокат у нас хорош, это нам не в убытки, потому прибытки прытки».
— Где же
при тебе, охотничек, собачка? — вдруг спросил он у
меня, и озадачил, да выручил Богданов...
Я шел с сыном Богданова, Василием, который служил писарем в Москве
при окружном штабе. Это был развитой малый, мой приятель, иногда мы с ним охотились. Мы наткнулись на эту компанию и удостоились приглашения отца Памво. У Василия Богданова были все приятели: представил он и
меня им как своего друга.
Тут
я воспользовался другим, моим любимым приемом и легко положил его в полминуты. Он встал
при восторгах и криках, подошел ко
мне, снял шапку, поклонился и протянул
мне огромную лапищу.
В моем ответе, указав на этот факт,
я дополнил, что, кроме того,
я имею честь состоять «действительным членом Общества любителей российской словесности
при Императорском московском университете» и работаю в журналистике более 20 лет.
Историю происхождения этого псевдонима
я слышал от И.А. Вашкова, многолетнего фактического редактора «Развлечения»
при Ф.Б. Миллере и его наследниках и главного, а иногда и единственного сотрудника этого журнала, наполнявшего за отсутствием материала — денег не было — весь журнал: и рассказ, и мелочи, и стихи, и куплеты, и злободневный фельетон.
В буфете театра Корша
я увидел Пятницкого, который с молодым Гамбринусом пил пиво, и тут
при первом взгляде на новоиспеченного редактора вспомнились
мне пушкинские строки, а на другой день
я полюбопытствовал посмотреть и открытый им «васисдас», в котором
я и прочитал рассказ о немце и щенке в отделе хозяйственных сведений.
— Да, вот тебе смешно, а
я чуть места не лишился, а Пазухин здесь тоже ни
при чем, он этот анекдот стибрил из старинного «Развлечения»!
Для газеты создалась обстановка,
при которой можно было сверкнуть ярче, чем «Русские ведомости», и тем удержать подписчиков. Тут понадобилось и расширение беллетристического отдела, и пригодились лирические революционные фельетоны. Были приглашены лучшие силы по беллетристике, появились Д.Н. Мамин-Сибиряк, К.М. Станюкович, Вас. И. Немирович-Данченко, И.Н. Потапенко, И.А. Бунин, В.В. Каллаш, Д.Л. Мордовцев, Н.И. Тимковский, поэты К.В. Бальмонт, В.
Я. Брюсов, Лев Медведев, Е.А. Буланина и много других.
В 1881 году
я служил в театре А.А. Бренко. Мой старый товарищ и друг, актер В.Н. Андреев-Бурлак, с которым мы тогда жили вдвоем в квартирке,
при театре на Тверской, в доме Малкиеля, напечатал тогда в «Русской мысли» прекрасный рассказ «За отца», в котором был описан побег из крепости политического преступника.
В.М. Дорошевич знал, что
я работаю в «Русском слове» только по его просьбе. Уезжая за границу, он всегда просил
меня писать и работать больше, хотя и
при нем
я работал немало.
В 80-х годах
при «Новом времени» стало выходить каждую субботу иллюстрированное литературное приложение. Кроме того, по субботам же печатались рассказы и в тексте газеты. Участвовали поэты, ученые и беллетристы, в том числе А.П. Чехов, печатавший свои рассказы четыре раза в месяц. Он предложил
мне чередоваться с ним.
При этом разговоре М.М. Бойовича
я припомнил своего друга арнаута, приглашавшего
меня к себе в гости в Албанию.
При зачислении в Главное управление государственного коннозаводства
я избрал себе степное коневодство и выговорил право не являться в канцелярию, а материалы, которые обязан был доставлять для казенного журнала «Коннозаводчество», присылал почтой.
Часу в десятом вечера, окончив писать,
я вышел в коридор, чтобы поразмяться, и, к великому своему удивлению, увидал, что как раз против моего номера отпирал дверь только что вернувшийся домой старик-коневод Василий Степанович, у которого когда-то, в дни скитаний и приключений моей молодости,
я работал в зимовнике, заявив ему, что перед этим
я служил в цирке
при лошадях.
При расставании Василий Степанович сказал, что если бы
я не ушел тогда так внезапно, то зимовник был бы теперь мой, что его и Анны Степановны мечта была выдать Женю за
меня замуж.