Я
спустился с палубы по крутой лесенке в каюту, где уже сидело много народу, и вскоре все скамейки оказались занятыми. Смотрю — сверху, из люка, выглядывает Анненский и таинственно, даже как будто взволнованно, манит меня пальцем:
Неточные совпадения
— Богачи они, Чернозубовы эти, по всему Гнилищенскому уезду первые; плоты гоняют, беляны [Волжское плоскодонное, неуклюжее и самой грубой работы речное, сплавное судно, в ней нет ни одного железного гвоздя, и она даже проконопачена лыками; длиной 20–50 саженей, шириной 5-10; поднимает до 150 000 пудов; беляны развалисты, кверху шире,
палуба настлана помостом, навесом, шире бортов; шли только по воде, строились по Каме и Ветлуге, и
спускались по полноводью
с лесом, смолою, лыками, рогожами, лычагами(верёвками); на них и парус рогожный — Ред.], лесопил у них свой.
Все вышли на
палубу. Я попрощался
с командой, отдельно поговорил
с агентом, который сделал вид, что моя рука случайно очутилась в его быстро понимающих пальцах, и
спустился к лодке, где Биче и Ботвель ждали меня. Мы направились в город. Ботвель рассказал, что, как он узнал сейчас, «Бегущую по волнам» предположено оставить в Гель-Гью до распоряжения Брауна, которого известили по телеграфу обо всех происшествиях.
Поднявшись на
палубу, он отыскал немного провизии — сухарей, вяленой свинины и подошел к борту. Шлюпка, качаясь, стукала кормой в шхуну; Аян
спустился, но вдруг, еще не коснувшись ногами дна лодки, вспомнил что-то, торопливо вылез обратно и прошел в крюйс-камеру, где лежали бочонки
с порохом.
Между тем многие матросы
спускаются вниз и
с какой-то суровой торжественностью переодеваются в чистые рубахи, следуя традиционному обычаю моряков надевать перед гибелью чистое белье. В
палубе у образа многие лежат распростертые в молитве и затем подымаются и пробираются наверх
с каким-то покорным отчаянием на лицах. Среди молодых матросов слышны скорбные вздохи; многие плачут.
Сентябрьская холодноватая ночь
спустилась на реку, и фонари парохода яркими тонами резали темноту. На
палубах, передней и задней, бродили совсем черные фигуры пассажиров. Многие кутались уже в теплые пальто и чуйки на меху — из мещан и купцов, возвращавшихся последними из Нижнего
с ярмарки.