Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир

Елена Коровина, 2012

Откройте эту книгу – и на ваших глазах произойдут самые таинственные и загадочные происшествия, разыграются самые романтические истории, раскроются самые гениальные аферы, связанные с деятелями искусства и бессмертными шедеврами. Вы узнаете, как из Лувра абсолютно незаметно для всех была украдена «Мона Лиза». Как гениальный парфюмер Генрих Брокар и гениальная выдумщица Шарлотта Брокар отмыли «немытую Россию» и как на всемирном конкурсе российские духи победили французский парфюм. Почему великого живописца Караваджо церковь называла Нечестивцем. Что за проклятие преследовало владельцев бесценного синего бриллианта «Хоуп». Как английские шекспироведы опознали утерянные рукописи Великого Барда и что выяснилось в действительности. Как виртуозный мошенник Виктор Люстиг смог продать саму Эйфелеву башню и о многих других авантюрах, от которых и у современников, и у потомков захватывало дух.

Явление Мадонны

В мире всего около десятка признанных картин великого Леонардо да Винчи. И две из них находятся в зале легендарного петербургского Эрмитажа. Если подняться на второй этаж по бывшей Советской лестнице и повернуть направо, то в зале № 214 можно увидеть ранний шедевр Леонардо да Винчи — «Мадонну Литта». Посетители всегда замирают перед этой небольшой, но прелестной, завораживающей картиной. И мало кто знает, что ее появление в Эрмитаже достойно самого удивительного — авантюрного и любовного — романа.

Сокровища старинного рода Литта

Джулио Литта, командир военного корвета «Пелегрино», более месяца стоявшего на неаполитанском рейде, взглянул на развивавшийся над его кораблем красный флаг с белым крестом и тяжело вздохнул. Еще бы — он давно уже должен был отплыть на Мальту, но все еще медлил с приказом сняться с якоря.

«Не иначе наш капитан влюбился, — шептались между собой бывалые матросы. — Ну да с кем не бывает, дело-то молодое».

Литта действительно был молод. Его огромный рост, загорелое лицо и пышущие румянцем щеки говорили о том, что у этого великана отменное здоровье. А белый восьмиконечный крест, вышитый на груди, извещал любого, что перед ним — рыцарь славного Мальтийского ордена.

В его ряды граф Джулио Ренато Литта Висконти-Арезе вступил еще 8 лет назад, в 1780 году, когда ему едва исполнилось 17 лет. Орден принял его с распростертыми объятиями, ведь Джулио принадлежал к сливкам итальянской аристократии. В его семье объединились два самых богатых и древних рода Милана — Литта и Висконти. А к 25 годам Джулио уже проявил себя отважным воином. Его сделали командором, доверив командование одним из боевых кораблей. Не раз его корвет участвовал в смелых морских операциях, сражаясь с турками и алжирскими пиратами, освобождая из разбойничьего плена захваченных в рабство христиан. Сам глава Мальтийского ордена, Великий магистр герцог де Роган, отличал молодого Литту. Словом, ни о каких печалях и вздохах не могло быть и речи. Но Джулио все-таки вздыхал.

Вот и сейчас он, перескакивая через ступеньки винтовой лестницы, спустился с палубы в капитанскую каюту. У двери, как обычно навытяжку, стоял дежурный: командор ордена мог возить секретные бумаги. Джулио вошел, захлопнув за собой дверь. Если бы только матросы знали, какую тайну он возит с собой!

Дрожащими руками Литта открыл замок походного сундука, достал плотный футляр коричневой кожи, откинул крышку и, как всегда, от восторга затаил дыхание. Вот оно — его сокровище, его картина! Прекрасная юная мать кормит младенца. Ее нежные руки заботливо держат сына, взгляд обволакивает его теплом и лаской. «Мадонна с младенцем» великого Леонардо да Винчи…

О картине не ведал даже Великий магистр. По уставу члены ордена не имели права на предметы личной роскоши. Но эта картина не могла быть роскошью — она была Мадонной. И Джулио, спрятавший ее в сундуке среди одежды, не видел греха в таком утаивании. И когда выдавалась свободная минутка, вынимал картину из кожаного футляра и смотрел. Долго. Пристально. Пока взор не туманился и не начинало казаться, что таинственная Мадонна и ее младенец тоже начинают смотреть на него, Джулио Литту.

Леонардо да Винчи. Мадонна Литта

Откуда картина, написанная Леонардо на небольшой доске, взялась в семействе Литта, доподлинно неизвестно. Существовала, правда, легенда, по которой выходило, что великому художнику позировала одна из красавиц этого старинного миланского рода. Поговаривали, что она была влюблена в Леонардо и тот даже ответил ей взаимностью. Впрочем, за триста лет события прошлого покрылись мраком — быль и небыль смешались.

Но из истории было точно известно, что Леонардо действительно в 1480-х годах жил в Милане. Художнику было лет сорок пять, и он приехал по приглашению правителя города — герцога Лодовико Моро. Уже тогда вся Италия признавала Леонардо великим. Но на службу к Моро он поступил скорее не как художник, а как фортификатор, военный инженер. Милан воевал с французами, и Леонардо создавал проекты по защите города. Говорят, даже пытался создать летательный аппарат и лодку, способную двигаться под водой.

И вот посреди всей этой жестокой военной действительности Мастеру удалось создать картину такой гармонии и возвышенной красоты. Мать и младенец — это ли не вечное продолжение жизни?

Джулио с детства любил эту картину больше всех сокровищ отчего дома и, уезжая на Мальту, взял ее с собой. И видно, не случайно! Но разве мог он, молодой моряк, вообразить, глядя на леонардовский образ, что встретит живую женщину, похожую на эту прекрасную и нежную Мадонну?

Загадочный граф Скавронский

Еще пару месяцев назад это казалось невозможным. В то время Литта с особым поручением Великого магистра направлялся в Неаполь. От имени ордена он должен был связаться с русским посланником и заручиться помощью России в борьбе с турками. Абсолютно мужские переговоры по важным политическим делам. Откуда бы взяться женщине? Но русский посланник, граф Павел Мартынович Скавронский, как на грех, оказался женат.

Шикарную резиденцию Скавронского Джулио отыскал быстро. Да и как не отыскать! Русский граф обосновался прямо в центре Неаполя в самом шикарном отеле — палаццо «Наполи». Из Петербурга прибыли четырнадцать возов его вещей и привычной домашней обстановки, более сотни слуг и крепостной челяди. Широким жестом граф оплатил десять лет проживания в отеле, а других постояльцев приказал гнать вон.

Литта прибыл на обед к Скавронскому за четверть часа, как того требовали приличия. Дворецкий встретил гостя весьма странно — фразой нараспев. Сам хозяин приветствовал входящего Литту еще более чудно. «Мой новый друг, мой незабвенный, я рад тому, что вы со мной!» — пропел он по-итальянски, пришепетывая и отчаянно фальшивя.

Джулио вскинул бровь и огляделся по сторонам. Он слышал, что на вошедших в моду маскарадах стало принято распевать арии из новых опер. Но фраза, пропетая хозяином дома, звучала слишком коряво и напыщенно. Но тут отворились двери столовой и раздался громкий баритон метрдотеля: «Обед уж подан! К столу спешите. И в нем усладу свою найдите!»

Стол оказался огромен — человек на сто. Джулио усадили довольно далеко от хозяина. Но это оказалось спасением, ибо ошарашенный Литта не смог бы поддержать должной беседы: Скавронский обращался к гостям вокальными импровизациями. И те отвечали так же.

«Это что — новая мода?» — постарался выведать мальтиец у своего соседа, знакомого неаполитанского негоцианта. «Нет! — хмыкнул тот. — Это страсть синьора Скавронского. Он не мыслит жизни без музыки. Всю прислугу заставил разговаривать речитативами. А кучер его, привезенный из России, вопит на улицах Неаполя таким густым и сильным басом, что в близлежащих тратториях лопаются стаканы. Да что прислуга! Этот музыкальный чудак даже собственных юных дочерей называет не иначе как Аллегрой и Гармонией и общается с ними только посредством назидательных арий, которые сам же и сочиняет». — «Так он еще и композитор?» Собеседник вздохнул: «Мнит себя таковым. В первый же день по приезде пригласил к себе местную оперную труппу. С тех пор ежемесячно самые знаменитые певцы и примадонны исполняют его галиматью. А весь Неаполь обхохатывается». — «Но зачем же певцы поют такое?» — «Деньги, мой юный синьор! Скавронский баснословно богат. Его дед был братом русской императрицы Екатерины I, супруги Петра Великого. Говорят, императрица Екатерина-то была из простых чухонок. Когда русские солдаты взяли ее в плен, она им исподнее белье стирала. Ее так и звали — портомойка. Да вот как судьба повернулась — сам император Петр Великий в нее без памяти влюбился! Правда, родственнички-то ее все в северных землях где-то остались. Долго их потом по приказу Екатерины искали. Да только вот, едва она братца-то завидела, в ужас пришла — не умыт, не ображен, не обучен никаким манерам. Екатерина уж и решила от него отказаться. Да Петр не позволил. Сказал: «Ну и что, что без манер. Коли мне подходит в шурины, так тебе тем паче в братья сойдет!» Видно, понравилась Петру простая родня-то. Мудрый был правитель. А Павел Скавронский ныне-то — единственный наследник всего рода. При желании может скупить хоть пол-Европы. Ну а певцам такие деньги платит, что тут уж не до оценки его музыки. За такие средства хоть свиньей захрюкаешь».

Джулио Литта возвел очи к небесам: как же ему вести переговоры с таким меломаном? Может, он уже и не понимает нормального разговорного языка?

И в это время в наступившей паузе вдруг раздался спокойный женский голос, произнесший что-то на незнакомом Литте русском языке, но явно не речитативом. Сам Скавронский повернулся к светловолосой женщине, сидевшей по правую руку от него, приготовился залиться соловьем, но вдруг ответил что-то просто и односложно. И вид у него, до того напыщенный и важный, вмиг сделался упрашивающим и почти униженным.

«Госпожа Екатерина Скавронская сказала мужу, что у нее разболелась голова и она желает уйти в свои покои, — перевел Литте негоциант. — Муж очень просит ее остаться. Но она весьма своенравна. Недаром ее зовут русской Дианой. Эта богиня тоже была своенравна и холодна».

Джулио внимательно взглянул на хозяйку дома. Небольшого роста, но сколько грации и стати! Жаль, что с его места не видно лица. Но как повелевает мужем! Не только не собирается распевать с ним дуэты, но и не желает дожидаться конца обеда, что весьма невежливо.

Впрочем, и у самого Джулио к тому времени голова пошла кругом от всей этой музыки. Ему просто необходимо было хоть на минуту выбраться на свежий воздух. Пошатываясь, он вышел в коридор, но, заблудившись в огромном доме, оказался там, куда не должны входить гости, — во внутреннем дворике. День уже клонился к закату. Жара сменилась предвечерней прохладой. Последние нежные лучи солнца давали такой же призрачный свет, как таинственное сфумато на картинах Леонардо да Винчи. Джулио рассеянно поднял глаза и…

Она лежала на алой кушетке, закрытая накинутой собольей шубой. И только нежные белые руки покоились поверх мягкого меха. Услышав неожиданные шаги, она порывисто поднялась и обернулась. Меховая шубка съехала вниз, обнажив розовую грудь, словно на той самой картине Леонардо, где мать кормит грудью ребенка. И Джулио вдруг ощутил себя этим самым беззащитным ребенком, которому просто жизненно необходимо приникнуть к этой груди.

«Кто вы?» — по-французски изумленно воскликнула красавица. Джулио молчал. Только страстно смотрел на живую женщину, будто сошедшую с его обожаемой картины. «А, вы уж здесь? — напевным козлетоном прозвучало за спиной. — Знакомьтесь, командор. Пред вами моя жена — Екатерина. А это, душенька, наш гость — мальтийский рыцарь Литта Джулий!» И граф Скавронский вновь залился какой-то сложной фиоритурой, совершенно не замечая, что жена его возлежит перед незнакомцем в одной шубке, накинутой на голое тело.

На корабль Литта заявился как пьяный. С тех пор все и началось. Не раз он бродил вокруг палаццо Скавронских, не решаясь войти. Но иногда в отсутствие графа решался переступить порог. И тогда мог подолгу беседовать с русской красавицей. При этом Екатерина почти всегда полулежала под своей шубой, ничуть не смущаясь посетителя. Иногда она томно вздыхала и лениво поворачивалась. Но ни разу — ни вздохом, ни взглядом — она не попыталась соблазнить Джулио. И только однажды она прошептала: «Я узнала, что Мальтийский орден — все равно что монашествующий?» Литта склонил голову: «Увы, мы даем обед безбрачия».

С тех пор он часто спрашивал себя: не потому ли прелестная Екатерина Васильевна не смущается, что не видит в нем мужчину?

Но как же он мучился ночами! Днем было легче. Джулио занимался то делами, связанными с оснасткой корабля, то переговорами со Скавронским. Как ни странно, но, узнав о дипломатической миссии Литты, Павел Мартынович перестал распевать перед ним свои арии и перешел на обычный итальянский язык. И они тут же поняли друг друга. Скавронский послал срочную депешу в Санкт-Петербург. Оттуда пришел незамедлительный ответ: Россия обещала Мальтийскому ордену поддержку в борьбе с турками. Словом, миссия Литты была выполнена. Но заставить себя покинуть Неаполь он не мог.

А через несколько дней на грязную и вонючую дощатую мостовую порта въехала роскошная карета с шестеркой цугом. Взволнованный и обескураженный Литта, выбежав на палубу, увидел герб Скавронских и застыл.

Разодетая по последней моде Екатерина Васильевна, подобрав юбки, ничуть не смущаясь ни грязи, ни запаха, прошла по сходням на корвет. Пораженные таким «визитом запросто», матросы даже не построились на палубе, как полагалось, а только, сгрудившись, начали пялиться на роскошную красавицу. Но и это ни капельки не смутило ее. Графиня подошла к пораженному командору и проговорила, как само собой разумеющееся: «Хочу посмотреть, как вы тут».

Конец ознакомительного фрагмента.