Неточные совпадения
Такое развитие
почти неизвестно мужчине; нашего брата учат, учат и в гимназиях, и в университетах, и в бильярдных, и в других более или менее педагогических заведениях, а все не ближе, как лет в тридцать пять, приобретаем, вместе
с потерею волос, сил, страстей, ту ступень развития и пониманья, которая у женщины вперед идет, идет об руку
с юностью,
с полнотою и свежестью чувств.
Ее-то я люблю, но, боюсь признаться, мне неловко
с ней; я должна многое скрывать, говоря
с нею: это мешает, это тяготит; надобно все говорить, когда любишь; мне
с нею не свободно; добрая старушка — она больше дитя, нежели я; да к тому же она привыкла звать меня барышней, говорить мне вы, — это
почти тяжелее грубого языка Алексея Абрамовича.
— Только прошу не думать о Любонькиной руке, пока не получите места. После всего советую, государь мой, быть осторожным: я буду иметь за вами глаза да и глаза. Вам
почти и оставаться-то у меня в доме неловко. Навязали и мы себе заботу
с этой Любонькой!
Слова Крупова
почти не сделали никакого влияния на Круциферского, — я говорю
почти, потому что неопределенное, неясное, но тяжелое впечатление осталось, как после зловещего крика ворона, как после встречи
с покойником, когда мы торопимся на веселый пир.
Мало-помалу помещичьи лошади перевезли
почти всех главных действующих лиц в губернию, и отставной корнет Дрягалов был уж налицо и украшал пунцового цвета занавесами окна своей квартиры, нанятой на последние деньги; он ездил в пять губерний на все выборы и на главнейшие ярмарки и нигде не проигрывался, несмотря на то что
с утра до ночи играл в карты, и не наживался, несмотря на то что
с утра до ночи выигрывал.
— Где нам, — возразил
с чувством собственного достоинства председатель, — где нам! Слыхали мы о господине Бельтове: и в чужих краях был, и в министерствах служил; куда нам, провинциальным медведям! А впрочем, посмотрим. Я лично не имею
чести его знать, — он не посещал меня.
Мысль, что она потеряет ребенка,
почти беспрестанно вплеталась в мечты ее; она часто
с отчаянием смотрела на спящего младенца и, когда он был очень покоен, робко подносила трепещущую руку к устам его.
Года три пропадал он в английских университетах, потом объехал
почти всю Европу, минуя Австрию и Испанию, которых не любил; был в связях со всеми знаменитостями, просиживал вечера
с Боннетом, толкуя об органической жизни, и целые ночи
с Бомарше, толкуя о его процессах за бокалами вина; дружески переписывался
с Шлёцером, который тогда издавал свою знаменитую газету; ездил нарочно в Эрменонвиль к угасавшему Жан-Жаку и гордо проехал мимо Фернея, не заезжая к Вольтеру.
Бельтов
с юношеской запальчивостью и
с неосновательностью мечтателя сердился на обстоятельства и
с внутренним ужасом доходил во всем
почти до того же последствия, которое так красноречиво выразил Осип Евсеич: «А делают-то одни чернорабочие», и делают оттого, что барсуки и фараоновы мыши не умеют ничего делать и приносят на жертву человечеству одно желание, одно стремление, часто благородное, но
почти всегда бесплодное…
—
Честь имею, матушка Софья Алексеевна, поздравить
с высокоторжественным днем ангела и желаю вам доброго здравия. Здравствуйте, Спиридон Васильевич! (Это относилось к капитану.)
Комната, до которой достигнут Бельтов
с оскорблением щекотливого point d’honneur [дела
чести (фр.).] многих, могла, впрочем, нравиться только после четырех ужасных нумеров, которыми ловко застращал хозяин приезжего; в сущности, она была грязна, неудобна и время от времени наполнялась запахом подожженного масла, который, переплетаясь
с постоянной табачной атмосферой, составлял нечто такое, что могло бы произвесть тошноту у иного эскимоса, взлелеянного на тухлой рыбе.
Никто, кажется, ничего не покупал; даже
почти никто не ходил по улицам; правда, прошел квартальный надзиратель, завернувшись в шинель
с меховым воротником, быстрым деловым шагом,
с озабоченным видом и
с бумагой, свернутой в трубку; сидельцы сняли почтительно шляпы, но квартальному было не до них.
Бельтов прошел в них и очутился в стране, совершенно ему неизвестной, до того чуждой, что он не мог приладиться ни к чему; он не сочувствовал ни
с одной действительной стороной около него кипевшей жизни; он не имел способности быть хорошим помещиком, отличным офицером, усердным чиновником, — а затем в действительности оставались только места праздношатающихся, игроков и кутящей братии вообще; к
чести нашего героя, должно признаться, что к последнему сословию он имел побольше симпатии, нежели к первым, да и тут ему нельзя было распахнуться: он был слишком развит, а разврат этих господ слишком грязен, слишком груб.
Жена его находилась вовсе не в таком положении; она лет двадцать вела маленькую партизанскую войну в стенах дома, редко делая небольшие вылазки за крестьянскими куриными яйцами и тальками; деятельная перестрелка
с горничными, поваром и буфетчиком поддерживала ее в беспрестанно раздраженном состоянии; но к
чести ее должно сказать, что душа ее не могла совсем наполниться этими мелочными неприятельскими действиями — и она со слезами на глазах прижала к своему сердцу семнадцатилетнюю Ваву, когда ее привезла двоюродная тетка из Москвы, где она кончила свое ученье в институте или в пансионе.
Если начальник губернии в хороших отношениях
с полковым командиром, то в эти дни являются трубы или большой барабан
с товарищами, смотря по тому, какое войско стоит в губернии; и увертюра из «Лодоиски» и «Калифа Багдадского» вместе
с французскими кадрилями, напоминающими незапамятные времена греческого освобождения и «Московского телеграфа», увеселяют слух купчих, одетых по-летнему — в атлас и бархат, и тех провинциальных барынь, за которыми никто не ухаживает, каких, впрочем, моложе сорока лет
почти не бывает.
Мы
с этим выросли, и отделаться от этого
почти невозможно; в нас во всех есть мещанское самолюбие, которое заставляет оглядываться, осматриваться;
с природой человек не соперничает, не боится ее, и оттого нам так легко, так свободно в одиночестве; тут совершенно отдаемся впечатлениям; пригласите
с собой самого близкого приятеля, и уже не то.
Тяжело ему стало после разговоров
с нею; он миновал быть
с нею
с глазу на глаз, и между тем в отшельнической жизни своей они
почти всегда были вдвоем.