Но вскоре раздается громкий голос, говорящий, подобно Юлию Цезарю: «Чего боишься? ты меня везешь!» Этот Цезарь — бесконечный дух, живущий в груди человека; в ту минуту, как отчаяние готово вступить в права свои, он встрепенулся; дух найдется в этом мире: это его родина, та, к которой он стремился и звуками, и статуями, и песнопениями, по которой страдал, это Jenseits [потусторонний мир (нем.).], к которому он рвался из тесной груди; еще шаг — и мир начинает возвращаться, но он не чужой уже:
наука дает на него инвеституру.
Неточные совпадения
Все они чувствуют потребность пофилософствовать, но пофилософствовать между прочим, легко и приятно, в известных границах; сюда принадлежат нежные мечтательные души, оскорбленные положительностью нашего века; они, жаждавшие везде осуществления своих милых, но несбыточных фантазий, не находят их и в
науке, отворачиваются от нее и, сосредоточенные в тесных сферах личных упований и надежд, бесплодно выдыхаются в какую-то туманную
даль.
Эта
наука везде дома — но только она нигде не
дает жатвы, где не посеяна: она должна не только в каждом принимающем народе, но в каждой личности прозябнуть и возрасти.
Не спрашивают дороги, скользят с пренебрежением по началу, полагая, что знают его, не спрашивают, что такое
наука, что она должна
дать, а требуют, чтоб она
дала им то, что им вздумается спросить.
При первом шаге дилетанты предъявляют допросные пункты, труднейшие вопросы
науки хотят вперед узнать, чтоб иметь залог, что такое дух, абсолютное… да так, чтоб определение было коротко и ясно, т. е.
дайте содержание всей
науки в нескольких сентенциях, — это была бы легкая
наука!
«Неужели он страдательно склонится под ярмо чужого авторитета?»
Наука не требует ничего вперед, не
дает никаких начал на веру, и какие начала у нее, которые вперед можно было бы передать?
— Самая опасная смесь… После практики в законном убийстве людей — хаос нелепых теорий и казуистики… Естественные
науки дали бы другой оборот мышлению. А впрочем, у нас и они ведут только к первобытной естественности правил.
Но перед таким своим бессилием постепенно пришлось смириться: полная неизбежность всегда несет в себе нечто примиряющее с собою. Все-таки
наука дает нам много силы, и с этой силою можно сделать многое. Но с чем невозможно было примириться, что все больше подтачивало во мне удовлетворение своею деятельностью, — это то, что имеющаяся в нашем распоряжении сила на деле оказывалась совершенно призрачною.
Неточные совпадения
Но и в сем разе необходимо
дать себе отчет: какие
науки?
Конечно, современные нам академии имеют несколько иной характер, нежели тот, который предполагал им
дать Двоекуров, но так как сила не в названии, а в той сущности, которую преследует проект и которая есть не что иное, как «рассмотрение
наук», то очевидно, что, покуда царствует потребность в «рассмотрении», до тех пор и проект Двоекурова удержит за собой все значение воспитательного документа.
Так что, кроме главного вопроса, Левина мучали еще другие вопросы: искренни ли эти люди? не притворяются ли они? или не иначе ли как-нибудь, яснее, чем он, понимают они те ответы, которые
дает наука на занимающие его вопросы?
— Если бы не было этого преимущества анти-нигилистического влияния на стороне классических
наук, мы бы больше подумали, взвесили бы доводы обеих сторон, — с тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы бы
дали простор тому и другому направлению. Но теперь мы знаем, что в этих пилюлях классического образования лежит целебная сила антинигилизма, и мы смело предлагаем их нашим пациентам… А что как нет и целебной силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
— Конечно, — продолжал Манилов, — другое дело, если бы соседство было хорошее, если бы, например, такой человек, с которым бы в некотором роде можно было поговорить о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую
науку, чтобы этак расшевелило душу,
дало бы, так сказать, паренье этакое…