Он велел синоду разобрать дело крестьян, а старика сослать на пожизненное заточение в Спасо-Евфимьевский монастырь; он думал, что православные монахи домучат его лучше каторжной работы; но он забыл, что наши монахи не только православные, но люди, любящие деньги и водку, а раскольники водки не пьют и денег
не жалеют.
«В 1842 я желала, чтоб все страницы твоего дневника были светлы и безмятежны; прошло три года с тех пор, и, оглянувшись назад, я
не жалею, что желание мое не исполнилось, — и наслаждение, и страдание необходимо для полной жизни, а успокоение ты найдешь в моей любви к тебе, — в любви, которой исполнено все существо мое, вся жизнь моя.
Прудон часто ломится целиком, не боясь помять чего-нибудь по пути,
не жалея ни раздавить, что попадется, ни зайти слишком далеко.
Неточные совпадения
—
Не будет же сказано, что я, расставаясь с вами, что-нибудь
пожалел. Я велел вчера убить моего Гарди для пирога.
Разрыв становился неминуем, но Огарев еще долго
жалел ее, еще долго хотел спасти ее, надеялся. И когда на минуту в ней пробуждалось нежное чувство или поэтическая струйка, он был готов забыть на веки веков прошедшее и начать новую жизнь гармонии, покоя, любви; но она
не могла удержаться, теряла равновесие и всякий раз падала глубже. Нить за нитью болезненно рвался их союз до тех пор, пока беззвучно перетерлась последняя нитка, — и они расстались навсегда.
— Граф, — сказал он генералу, — искренно
жалеет, что
не имеет времени принять ваше превосходительство. Он вас благодарит и поручил мне пожелать вам счастливого пути. — При этом Дубельт распростер руки, обнял и два раза коснулся щеки генерала своими усами.
Он взошел к губернатору, это было при старике Попове, который мне рассказывал, и сказал ему, что эту женщину невозможно сечь, что это прямо противно закону; губернатор вскочил с своего места и, бешеный от злобы, бросился на исправника с поднятым кулаком: «Я вас сейчас велю арестовать, я вас отдам под суд, вы — изменник!» Исправник был арестован и подал в отставку; душевно
жалею, что
не знаю его фамилии, да будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту — скажу просто, геройства, с такими разбойниками вовсе была
не шутка показать человеческое чувство.
Долго оторванная от народа часть России прострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего
не дающим в замену игом. Каждый чувствовал гнет, у каждого было что-то на сердце, и все-таки все молчали; наконец пришел человек, который по-своему сказал что. Он сказал только про боль, светлого ничего нет в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный крик боли и упрека петровской России, она имела право на него: разве эта среда
жалела, щадила автора или кого-нибудь?
Рассказ этот дарю я вам, отсутствующие дети (отчасти он для вас и писан), и еще раз очень, очень
жалею, что вас здесь
не было с нами 17 апреля.
Как искренно и глубоко
жалел я, дети, что вас
не было с нами в этот день, такие дни хорошо помнить долгие годы, от них свежеет душа и примиряется с изнанкой жизни. Их очень мало…
— Тогда бы он дурно поступил, и я бы
не жалела его, — отвечала Варенька, очевидно поняв, что дело идет уже не о ней, а о Кити.
Неточные совпадения
Жалеть —
жалей умеючи, // На мерочку господскую // Крестьянина
не мерь! //
Не белоручки нежные, // А люди мы великие // В работе и в гульбе!..
«Кити! та самая Кити, в которую был влюблен Вронский, — подумала Анна, — та самая, про которую он вспоминал с любовью. Он
жалеет, что
не женился на ней. А обо мне он вспоминает с ненавистью и
жалеет, что сошелся со мной».
Туровцын разразился громким смехом, и Сергей Иванович
пожалел, что
не он сказал это. Даже Алексей Александрович улыбнулся.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и
жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего
не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил:
— Друг мой! — повторила графиня Лидия Ивановна,
не спуская с него глаз, и вдруг брови ее поднялись внутренними сторонами, образуя треугольник на лбу; некрасивое желтое лицо ее стало еще некрасивее; но Алексей Александрович почувствовал, что она
жалеет его и готова плакать. И на него нашло умиление: он схватил ее пухлую руку и стал целовать ее.