Неточные совпадения
— Как это ты в тридцать лет не научился говорить?.. таскает — как это таскать дрова? — дрова носят, а не таскают. Ну, Данило,
слава богу, господь сподобил меня еще раз тебя видеть. Прощаю тебе все грехи за сей год
и овес, который ты тратишь безмерно,
и то, что лошадей не чистишь,
и ты меня прости. Потаскай еще дровец, пока силенка есть, ну, а теперь настает пост, так вина употребляй поменьше, в наши лета вредно, да
и грех.
— Не стоило бы, кажется, Анна Якимовна, на несколько последних лет менять обычай предков. Я грешу, ем скоромное по множеству болезней; ну, а ты, по твоим летам,
слава богу, всю жизнь соблюдала посты,
и вдруг… что за пример для них.
—
И вы уж не откажите в моей просьбе
и в доказательство, что не сердитесь, — я живу через два дома отсюда — позвольте вас просить позавтракать чем
бог послал.
Император Александр не верил своей победе над Наполеоном, ему было тяжело от
славы,
и он откровенно относил ее к
богу. Всегда наклонный к мистицизму
и сумрачному расположению духа, в котором многие видели угрызения совести, он особенно предался ему после ряда побед над Наполеоном.
Так
шли годы. Она не жаловалась, она не роптала, она только лет двенадцати хотела умереть. «Мне все казалось, — писала она, — что я попала ошибкой в эту жизнь
и что скоро ворочусь домой — но где же был мой дом?.. уезжая из Петербурга, я видела большой сугроб снега на могиле моего отца; моя мать, оставляя меня в Москве, скрылась на широкой, бесконечной дороге… я горячо плакала
и молила
бога взять меня скорей домой».
Десять раз выбегал я в сени из спальни, чтоб прислушаться, не едет ли издали экипаж: все было тихо, едва-едва утренний ветер шелестил в саду, в теплом июньском воздухе; птицы начинали петь, алая заря слегка подкрашивала лист,
и я снова торопился в спальню, теребил добрую Прасковью Андреевну глупыми вопросами, судорожно жал руки Наташе, не знал, что делать, дрожал
и был в жару… но вот дрожки простучали по мосту через Лыбедь, —
слава богу, вовремя!
—
Слава богу, как всегда; он вам кланяется… Родственник, не меняя нисколько лица, одними зрачками телеграфировал мне упрек, совет, предостережение; зрачки его, косясь, заставили меня обернуться — истопник клал дрова в печь; когда он затопил ее, причем сам отправлял должность раздувальных мехов,
и сделал на полу лужу снегом, оттаявшим с его сапог, он взял кочергу длиною с казацкую пику
и вышел.
— Да я, видите, — отвечал Гибин, — этим делом не занимаюсь
и в припент денег не даю, а так как наслышан от Матвея Савельевича, что вам нужны деньги на месяц, на другой, а мы вами оченно довольны, а деньги,
слава богу, свободные есть, — я
и принес.
Хомяков спорил до четырех часов утра, начавши в девять; где К. Аксаков с мурмолкой в руке свирепствовал за Москву, на которую никто не нападал,
и никогда не брал в руки бокала шампанского, чтобы не сотворить тайно моление
и тост, который все знали; где Редкин выводил логически личного
бога, ad majorem gloriam Hegel; [к вящей
славе Гегеля (лат.).] где Грановский являлся с своей тихой, но твердой речью; где все помнили Бакунина
и Станкевича; где Чаадаев, тщательно одетый, с нежным, как из воску, лицом, сердил оторопевших аристократов
и православных славян колкими замечаниями, всегда отлитыми в оригинальную форму
и намеренно замороженными; где молодой старик А.
И. Тургенев мило сплетничал обо всех знаменитостях Европы, от Шатобриана
и Рекамье до Шеллинга
и Рахели Варнгаген; где Боткин
и Крюков пантеистически наслаждались рассказами М. С. Щепкина
и куда, наконец, иногда падал, как Конгривова ракета, Белинский, выжигая кругом все, что попадало.
…Пора было ехать. Гарибальди встал, крепко обнял меня, дружески простился со всеми — снова крики, снова ура, снова два толстых полицейских,
и мы, улыбаясь
и прося,
шли на брешу; снова «God bless you, Garibaldi, for ever», [
Бог да благословит вас, Гарибальди, навсегда (англ.).]
и карета умчалась.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что
и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
«Ах, боже мой!» — думаю себе
и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, —
слава богу!»
И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Лука Лукич (летит вон почти бегом
и говорит в сторону).Ну
слава богу! авось не заглянет в классы!
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился
и говорил, что
и в гостинице все нехорошо,
и к нему не поедет,
и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича
и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли,
и,
слава богу, все
пошло хорошо.
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! //
Бог весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря //
И за его же полосу // Облает:
и лентяи-то, //
И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!