Неточные совпадения
Это «житие» не оканчивается с их смертию. Отец Ивашева, после ссылки
сына, передал свое именье незаконному
сыну, прося его не
забывать бедного брата и помогать ему. У Ивашевых осталось двое детей, двое малюток без имени, двое будущих кантонистов, посельщиков в Сибири — без помощи, без прав, без отца и матери. Брат Ивашева испросил у Николая позволения взять детей к себе; Николай разрешил. Через несколько лет он рискнул другую просьбу, он ходатайствовал
о возвращении им имени отца; удалось и это.
В «Страшном суде» Сикстинской капеллы, в этой Варфоломеевской ночи на том свете, мы видим
сына божия, идущего предводительствовать казнями; он уже поднял руку… он даст знак, и пойдут пытки, мученья, раздастся страшная труба, затрещит всемирное аутодафе; но — женщина-мать, трепещущая и всех скорбящая, прижалась в ужасе к нему и умоляет его
о грешниках; глядя на нее, может, он смягчится,
забудет свое жестокое «женщина, что тебе до меня?» и не подаст знака.
Неточные совпадения
Когда она думала
о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно было
забыть про страшный вопрос, что будет с
сыном.
Само собой разумеется, впрочем, она не
забыла и
о другом
сыне; но оказалось, что у нее внезапно сложилась в уме комбинация, с помощью которой можно было и Мисанку легко пристроить.
Сыны рождаются,
забывая о смерти отцов.
Прошло несколько времени, и П. мало-помалу успел
забыть и
о девушке, и
о прижитом с нею
сыне своем, а потом, как известно, и умер без распоряжений.
Ей было сладко видеть, что его голубые глаза, всегда серьезные и строгие, теперь горели так мягко и ласково. На ее губах явилась довольная, тихая улыбка, хотя в морщинах щек еще дрожали слезы. В ней колебалось двойственное чувство гордости
сыном, который так хорошо видит горе жизни, но она не могла
забыть о его молодости и
о том, что он говорит не так, как все, что он один решил вступить в спор с этой привычной для всех — и для нее — жизнью. Ей хотелось сказать ему: «Милый, что ты можешь сделать?»