— Я об этом хотел просить. В приговоре сказано: по докладу комиссии, я
возражаю на ваш доклад, а не на высочайшую волю. Я шлюсь на князя, что мне не было даже вопроса ни о празднике, ни о каких песнях.
И хорошо, что человек или не подозревает, или умеет не видать, забыть. Полного счастия нет с тревогой; полное счастие покойно, как море во время летней тишины. Тревога дает свое болезненное, лихорадочное упоение, которое нравится, как ожидание карты, но это далеко от чувства гармонического, бесконечного мира. А потому сон или нет, но я ужасно высоко ценю это доверие к жизни, пока жизнь не
возразила на него, не разбудила… мрут же китайцы из-за грубого упоения опиумом…»
Неточные совпадения
Меня возмущал его материализм. Поверхностный и со страхом пополам вольтерианизм наших отцов нисколько не был похож
на материализм Химика. Его взгляд был спокойный, последовательный, оконченный; он напоминал известный ответ Лаланда Наполеону. «Кант принимает гипотезу бога», — сказал ему Бонапарт. «Sire, [Государь (фр.).] —
возразил астроном, — мне в моих занятиях никогда не случалось нуждаться в этой гипотезе».
Впоследствии, то есть лет через двенадцать, я много раз поминал Химика так, как поминал замечания моего отца; разумеется, он был прав в трех четвертях всего,
на что я
возражал.
Мы с завистью посматривали
на его опытность и знание людей; его тонкая ироническая манера
возражать имела
на нас большое влияние. Мы
на него смотрели как
на делового революционера, как
на государственного человека in spe. [в будущем (лат.).]
— Вы хотите
возражать на высочайшее решение? — заметил Шубинский. — Смотрите, как бы Пермь не переменилась
на что-нибудь худшее. Я ваши слова велю записать.
— Чему же вы удивляетесь? —
возразил доктор. — Цель всякой речи убедить, я и тороплюсь прибавить сильнейшее доказательство, какое существует
на свете. Уверьте человека, что убить родного отца ни копейки не будет стоить, — он убьет его.
Вот этот-то народный праздник, к которому крестьяне привыкли веками, переставил было губернатор, желая им потешить наследника, который должен был приехать 19 мая; что за беда, кажется, если Николай-гость тремя днями раньше придет к хозяину?
На это надобно было согласие архиерея; по счастию, архиерей был человек сговорчивый и не нашел ничего
возразить против губернаторского намерения отпраздновать 23 мая 19-го.
— Тут есть очень многое, против чего можно бы
возражать, — я обращаю ваше внимание
на шаткость ваших надежд. Вы так давно не видались с нашим несчастным ALexandr'ом, он так молод, горяч — уверены ли вы?..
Я
возражал, я спорил, но внутри чувствовал, что полных доказательств у меня нет и что она тверже стоит
на своей почве, чем я
на своей.
Мне
на это уже
возражал самый блестящий представитель Франции последних годов Реставрации и июльской династии, Виктор Гюго.
И что же было
возражать человеку, который говорил такие вещи: «Я раз стоял в часовне, смотрел
на чудотворную икону богоматери и думал о детской вере народа, молящегося ей; несколько женщин, больные, старики стояли
на коленях и, крестясь, клали земные поклоны.
Но Самгин уже не слушал его замечаний, не
возражал на них, продолжая говорить все более возбужденно. Он до того увлекся, что не заметил, как вошла жена, и оборвал речь свою лишь тогда, когда она зажгла лампу. Опираясь рукою о стол, Варвара смотрела на него странными глазами, а Суслов, встав на ноги, оправляя куртку, сказал, явно довольный чем-то:
Об этом намерении он сказал с первых же слов молодой хозяйке, которая ничего не
возразила на его желания, а, напротив, изъявила полную готовность.
Упадышевский нежно любил меня и, с заботливостью матери, всякий день осматривал мое платье и постель, чистоту рук, тетрадей и книг; он часто твердил мне, чтобы я всегда смотрел в глаза Николаю Иванычу и ничего не
возражал на его замечания и выговоры; из любви к старику, я исполнял в точности его наставления.
Иногда, затрудняясь объяснить ей что-нибудь, слишком, по моему мнению, непонятное для ее полудикарской головы (а иной раз и самому мне не совсем ясное), я
возражал на ее жадные вопросы: «Видишь ли…
Неточные совпадения
— Да, я его знаю. Я не могла без жалости смотреть
на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего
на свете, — поспешно перебила она хотевшую
возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она не простит», всё говорит он.
На разговоры Вронского о его живописи он упорно молчал и так же упорно молчал, когда ему показали картину Вронского, и, очевидно, тяготился разговорами Голенищева и не
возражал ему.
— А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся… —
возразила старуха, да и не кончила речи, открыла рот и смотрела
на него почти со страхом, желая знать, что он
на это скажет.
Что было
на это
возражать?
— Досточтимый капитан, — самодовольно
возразил Циммер, — я играю
на всем, что звучит и трещит. В молодости я был музыкальным клоуном. Теперь меня тянет к искусству, и я с горем вижу, что погубил незаурядное дарование. Поэтому-то я из поздней жадности люблю сразу двух: виолу и скрипку.
На виолончели играю днем, а
на скрипке по вечерам, то есть как бы плачу, рыдаю о погибшем таланте. Не угостите ли винцом, э? Виолончель — это моя Кармен, а скрипка…