Цитаты со словом «ехать»
— Так и началось. Папенька-то ваш, знаете, какой, — все в долгий ящик откладывает; собирался, собирался, да вот и собрался! Все говорили, пора
ехать, чего ждать, почитай, в городе никого не оставалось. Нет, все с Павлом Ивановичем переговаривают, как вместе ехать, то тот не готов, то другой.
— Я пропусков не велел никому давать, зачем вы
едете? чего вы боитесь? я велел открыть рынки.
Освобождая его, Аракчеев велел немедленно
ехать из Петербурга, не видавшись ни с кем, кроме старшего брата, которому разрешено было проститься.
Он никогда не бывал дома. Он заезжал в день две четверки здоровых лошадей: одну утром, одну после обеда. Сверх сената, который он никогда не забывал, опекунского совета, в котором бывал два раза в неделю, сверх больницы и института, он не пропускал почти ни один французский спектакль и ездил раза три в неделю в Английский клуб. Скучать ему было некогда, он всегда был занят, рассеян, он все
ехал куда-нибудь, и жизнь его легко катилась на рессорах по миру оберток и переплетов.
Мой отец не соглашался, говорил, что он разлюбил все военное, что он надеется поместить меня со временем где-нибудь при миссии в теплом крае, куда и он бы
поехал оканчивать жизнь.
Гуляя, встретили мы его за Тверской заставой; он тихо
ехал верхом с двумя-тремя генералами, возвращаясь с Ходынки, где были маневры.
Жены сосланных в каторжную работу лишались всех гражданских прав, бросали богатство, общественное положение и
ехали на целую жизнь неволи в страшный климат Восточной Сибири, под еще страшнейший гнет тамошней полиции. Сестры, не имевшие права ехать, удалялись от двора, многие оставили Россию; почти все хранили в душе живое чувство любви к страдальцам; но его не было у мужчин, страх выел его в их сердце, никто не смел заикнуться о несчастных.
Как только страшная весть дошла до молодой девушки в Париж, она отправилась в Петербург и попросила дозволения
ехать в Иркутскую губернию к своему жениху Ивашеву.
Я тут видел его в первый раз; он
ехал верхом возле кареты, в которой сидели вдовствующая императрица и молодая.
«
Едем мы нынешний год в Васильевское или нет?» Вопрос этот сильно занимал меня с весны.
Кажется, что
едем. Отец мой говорил Сенатору, что очень хотелось бы ему отдохнуть в деревне и что хозяйство требует его присмотра, но опять проходили недели.
Мало-помалу дело становилось вероятнее, запасы начинали отправляться: сахар, чай, разная крупа, вино — тут снова пауза, и, наконец, приказ старосте, чтоб к такому-то дню прислал столько-то крестьянских лошадей, — итак,
едем, едем!
Лошадей приводили, я с внутренним удовольствием слушал их жеванье и фырканье на дворе и принимал большое участие в суете кучеров, в спорах людей о том, где кто сядет, где кто положит свои пожитки; в людской огонь горел до самого утра, и все укладывались, таскали с места на место мешки и мешочки и одевались по-дорожному (
ехать всего было около восьмидесяти верст!).
Отец мой вовсе не раньше вставал на другой день, казалось, даже позже обыкновенного, так же продолжительно пил кофей и, наконец, часов в одиннадцать приказывал закладывать лошадей. За четвероместной каретой, заложенной шестью господскими лошадями,
ехали три, иногда четыре повозки: коляска, бричка, фура или вместо нее две телеги; все это было наполнено дворовыми и пожитками; несмотря на обозы, прежде отправленные, все было битком набито, так что никому нельзя было порядочно сидеть.
Мы посмотрели друг на друга… и тихим шагом
поехали к остерии, [ресторану (от ит. osteria).] где нас ждала коляска.
Ехавши домой, я рассказывал о вечерах в Васильевском.
И вот мы опять
едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он сиживал на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него.
Когда мы
ехали назад, я увидел издали на поле старосту, того же, который был при нас, он сначала не узнал меня, но, когда мы проехали, он, как бы спохватившись, снял шляпу и низко кланялся. Проехав еще несколько, я обернулся, староста Григорий Горский все еще стоял на том же месте и смотрел нам вслед; его высокая бородатая фигура, кланяющаяся середь нивы, знакомо проводила нас из отчуждившегося Васильевского.
Раз после обеда отец мой собрался
ехать за город.
В четвероместной карете «работы Иохима», что не мешало ей в пятнадцатилетнюю, хотя и покойную, службу состареться до безобразия и быть по-прежнему тяжелее осадной мортиры, до заставы надобно было
ехать час или больше.
Четыре лошади разного роста и не одного цвета, обленившиеся в праздной жизни и наевшие себе животы, покрывались через четверть часа потом и мылом; это было запрещено кучеру Авдею, и ему оставалось
ехать шагом.
В заключение упомяну, как в Новоселье пропало несколько сот десятин строевого леса. В сороковых годах М. Ф. Орлов, которому тогда, помнится, графиня Анна Алексеевна давала капитал для покупки именья его детям, стал торговать тверское именье, доставшееся моему отцу от Сенатора. Сошлись в цене, и дело казалось оконченным. Орлов
поехал осмотреть и, осмотревши, написал моему отцу, что он ему показывал на плане лес, но что этого леса вовсе нет.
Поехал и Григорий Иванович в Новоселье и привез весть, что леса нет, а есть только лесная декорация, так что ни из господского дома, ни с большой дороги порубки не бросаются в глаза. Сенатор после раздела, на худой конец, был пять раз в Новоселье, и все оставалось шито и крыто.
Отец мой сердился, говорил, что я своими капризами мешаю ему устроить мою карьеру, бранил учителей, которые натолковали мне этот вздор, но, видя, что все это очень мало меня трогает, решился
ехать к Юсупову.
— Остаться мне у вас ночевать или
ехать в Покровское? — спросил я его после обеда.
— Недостатка в месте у меня нет, — ответил он, — но для вас, я думаю, лучше
ехать, вы приедете часов в десять к вашему батюшке. Вы ведь знаете, что он еще сердит на вас; ну — вечером, перед сном у старых людей обыкновенно нервы ослаблены и вялы, он вас примет, вероятно, гораздо лучше нынче, чем завтра; утром вы его найдете совсем готовым для сражения.
Итак, первые ночи, которые я не спал в родительском доме, были проведены в карцере. Вскоре мне приходилось испытать другую тюрьму, и там я просидел не восемь дней, а девять месяцев, после которых
поехал не домой, а в ссылку. Но до этого далеко.
Это не значило: на поле сражения
едут пушки, а просто, что на марже [полях книги (от фр. marge).] такое заглавие. Как жаль, что Николай обходил университет, если б он увидел Мягкова, он его сделал бы попечителем.
А Федор Федорович Рейс, никогда не читавший химии далее второй химической ипостаси, то есть водорода! Рейс, который действительно попал в профессора химии, потому что не он, а его дядя занимался когда-то ею. В конце царствования Екатерины старика пригласили в Россию; ему
ехать не хотелось, — он отправил вместо себя племянника…
Отпуск во время курса дают редко; он наконец получил его — в самое то время, как он собирался
ехать, студенты отправлялись по больницам.
В 1830, в августе, мы
поехали в Васильевское, останавливались, по обыкновению, в радклиффовском замке Перхушкова и собирались, покормивши себя и лошадей, ехать далее.
Поплелись наши страдальцы кой-как; кормилица-крестьянка, кормившая кого-то из детей во время болезни матери, принесла свои деньги, кой-как сколоченные ею, им на дорогу, прося только, чтобы и ее взяли; ямщики провезли их до русской границы за бесценок или даром; часть семьи шла, другая
ехала, молодежь сменялась, так они перешли дальний зимний путь от Уральского хребта до Москвы.
Незадолго до нашего ареста он
поехал в Харьков, где ему была обещана кафедра в университете.
Огарев сам свез деньги в казармы, и это сошло с рук. Но молодые люди вздумали поблагодарить из Оренбурга товарищей и, пользуясь случаем, что какой-то чиновник
ехал в Москву, попросили его взять письмо, которое доверить почте боялись. Чиновник не преминул воспользоваться таким редким случаем для засвидетельствования всей ярости своих верноподданнических чувств и представил письмо жандармскому окружному генералу в Москве.
— Боже мой, — сказал лекарь, — знаете ли, кого я видел,
ехавши сюда?
И вот делаются сметы, проекты, это занимает невероятно будущих гостей и хозяев. Один Николай
едет к «Яру» заказывать ужин, другой — к Матерну за сыром и салями. Вино, разумеется, берется на Петровке у Депре, на книжке которого Огарев написал эпиграф...
Накануне он с утра
поехал с Полежаевым, который тогда был с своим полком в Москве, — делать покупки, накупил чашек и даже самовар, разных ненужных вещей и, наконец, вина и съестных припасов, то есть пастетов, фаршированных индеек и прочего.
Наконец приехал и В. Он был в ударе, мил, приветлив, рассказал мне о пожаре, мимо которого
ехал, об общем говоре, что это поджог, и полушутя прибавил...
Я на другой день
поехал за ответом. Князь Голицын сказал, что Огарев арестован по высочайшему повелению, что назначена следственная комиссия и что матерьяльным поводом был какой-то пир 24 июня, на котором пели возмутительные песни. Я ничего не мог понять. В этот день были именины моего отца; я весь день был дома, и Огарев был у нас.
Ехавши от Орлова домой мимо обер-полицмейстерского дома, мне пришло в голову попросить у него открыто дозволение повидаться с Огаревым.
— Я вас попрошу покамест одеться: вы
поедете со мной.
Мы
поехали в сопровождении двух казаков верхом.
В частном доме не было для меня особой комнаты. Полицмейстер велел до утра посадить меня в канцелярию. Он сам привел меня туда, бросился на кресла и, устало зевая, бормотал: «Проклятая служба; на скачке был с трех часов да вот с вами провозился до утра, — небось уж четвертый час, а завтра в девять часов с рапортом
ехать».
Ехали мы, ехали часа полтора, наконец проехали Симонов монастырь и остановились у тяжелых каменных ворот, перед которыми ходили два жандарма с карабинами. Это был Крутицкий монастырь, превращенный в жандармские казармы.
Плачет государство,
Плачет весь народ,
Едет к нам на царство
Константин-урод.
Вечером Скарятка вдруг вспомнил, что это день его именин, рассказал историю, как он выгодно продал лошадь, и пригласил студентов к себе, обещая дюжину шампанского. Все
поехали. Шампанское явилось, и хозяин, покачиваясь, предложил еще раз спеть песню Соколовского. Середь пения отворилась дверь, и взошел Цынский с полицией. Все это было грубо, глупо, неловко и притом неудачно.
Узнав в Тамбовской губернии, в деревне у своей матери, что нас схватили, он сам
поехал в Москву, чтоб приезд жандармов не испугал мать, простудился на дороге и приехал домой в горячке.
— Вы
едете в Пензу, неужели вы думаете, что это случайно? В Пензе лежит в параличе ваш отец, князь просил государя вам назначить этот город для того, чтоб ваше присутствие сколько-нибудь ему облегчило удар вашей ссылки. Неужели и вы не находите причины благодарить князя?
— А вы
едете в Пермь, — сказал князь.
Цитаты из русской классики со словом «ехать»
Дорогу эту можно назвать прекрасною для верховой езды, но только не в грязь. Мы легко сделали тридцать восемь верст и слезали всего два раза, один раз у самого Аяна, завтракали и простились с Ч. и Ф., провожавшими нас, в другой раз на половине дороги полежали на траве у мостика, а потом уже
ехали безостановочно. Но тоска: якут-проводник,
едущий впереди, ни слова не знает по-русски, пустыня тоже молчит, под конец и мы замолчали и часов в семь вечера молча доехали до юрты, где и ночевали.
В начале 1806-го года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов
ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его
ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил всё более и более в нетерпение.
Я пошел потихоньку, чтобы фура обогнала меня, но я шел потихоньку, и фура
ехала потихоньку, и человек смотрел на меня; я шел поскорее, и фура
ехала поскорее, и человек смотрел на меня.
Но, взглянув на часы, он увидал, что теперь уже некогда, и надо торопиться, чтобы не опоздать к выходу партии. Второпях собравшись и послав с вещами швейцара и Тараса, мужа Федосьи, который
ехал с ним, прямо на вокзал, Нехлюдов взял первого попавшегося извозчика и поехал в острог. Арестантский поезд шел за два часа до почтового, на котором
ехал Нехлюдов, и потому он совсем рассчитался в своих номерах, не намереваясь более возвращаться.
Ладно. Между этими разговорами приезжаем на станцию."Тут, — говорят нам, — коляску оставить нужно, а придется вам
ехать на ослах!"Что ж, на ослах так на ослах! — сели, поехали.
Ассоциации к слову «ехать»
Предложения со словом «ехать»
- Как обычно, обойдя немыслимое количество вагонов и поездов, мы направились к эскалатору, собираясь уже ехать домой.
- Он подстегнул коня и помчался вперёд, чтобы понять, куда ехать дальше.
- Там была жёсткая конкуренция, много таких же обездоленных продавцов и мало покупателей, даже бывало, что и товар забирали, и деньги, и приходилось ехать домой с пустыми руками.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «ехать»
Значение слова «ехать»
Е́ХАТЬ, е́ду, е́дешь; повел. поезжа́й; прич. наст. е́дущий; деепр. е́хав и (устар. и прост.) е́дучи; несов. 1. Двигаться, перемещаться по суше или воде при помощи каких-л. средств передвижения. Ехать верхом. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ЕХАТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «ехать»
- Нас учат любить друг друга… нам говорят: будьте добрыми, будьте кротки… и садятся верхом на шеи нам и едут на нас…
- Как здоров да молод —
Без веселья — весел;
Без призыва — счастье
И валит и едет.
- Если вы видите, что умный человек бедно одет, живет в дурной квартире, едет на плохом извозчике, — это вас не поражает, не колет вам глаз; так и нужно, это идет к умному человеку, тут нет видимого противоречия.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно