Когда посещение
дома графа Белавина зависело от его воли, он колебался и раздумывал, откладывал его до последнего времени, тая, однако, внутри себя сознание, что он все же решится на него, теперь же, когда этим возгласом графа Владимира Петровича: «Едем!» — вопрос был поставлен ребром, когда отказ от посещения был равносилен окончательному разрыву с другом, и дом последнего делался для него потерянным навсегда, сердце Караулова болезненно сжалось, и в этот момент появилось то мучительное сомнение в своих силах, тот страх перед последствиями этого свидания, которые на минуту смутили Федора Дмитриевича, но это мимолетное смущение не помешало, как мы знаем, ему все-таки тотчас же ответить...
Да и кроме того, она с мужем живет на Литейной, а в
доме графа на Фурштадтской живет, или, по крайней мере, жила, несколько лет тому назад, его содержанка…
Неточные совпадения
В этом состоянии как-то машинально он вошел в один из подъездов
дома по Литейной улице, по которой жил и сам, и, забравшись на второй этаж, нажал пуговку электрического звонка у парадной двери, на которой, как жар, сияла медная доска с выгравированной крупными черными буквами надписью: «
Граф Владимир Петрович Белавин».
Да и гостиные эти не очень жаловал
граф Владимир Петрович. Он принадлежал к так называемому веселящемуся Петербургу, и после будуаров французских актрис, балетных танцовщиц, «дам полусвета», невыносимо скучал в гостиных чопорных великосветских
домов.
Те мимолетные связи, для которых месяц-два составляют уже тяжелую, скучную вечность с этими «артистками любви», наполняли жизнь
графа Белавина, и он несколько отрезвел только тогда, когда от сравнительно большого состояния, оставленного ему родителями, остались два-три десятка тысяч и заложенный в кредитном обществе и в частных руках
дом на Литейной.
Что было совершенно неправдоподобно, так это то, что это продолжалось уже три месяца. За эти три месяца
граф был всего два раза среди своих холостых друзей, но не провел ни одной ночи вне
дома.
Со дня рождения дочери
граф Владимир Петрович проводил все свои вечера
дома. Он боялся посещения театра, за которым, обыкновенно, следует ресторан, снова завязать связи с тем светским и полусветским кругом, который, он знал, затягивает человека, как тина.
Граф Владимир Петрович, видимо, утомленный каждодневными оргиями, остался целый день
дома.
Демон страсти, оказывается, охватывал
графа Владимира только тогда, когда он выходил из
дому.
— Полноте,
граф, не возвышайте голоса, пора окончить этот спор. Он слишком тяжел для нас обоих. Вот, что я решила окончательно и бесповоротно. Вы возьмете половину того, что еще осталось от нашего состояния, и отдадите мне остальное. Я буду располагать этой частью по моему усмотрению, и чтобы вас освободить, а также избавить себя от ваших упреков в том, что я сделала вас несчастным, я уезжаю не только из этого
дома, но и из Петербурга.
Отказ от участия в оргии
графа и несколько резких упреков по адресу последнего, сделанных им в том самом
доме, куда его сегодня вечером вызывают на свидание, составляют ли то, что на его месте друг обязан был сделать?
—
Граф Белавин-с… — повторил швейцар на вопрос Караулова,
дома ли
граф Белавин, — они-с у нас не живут-с.
—
Граф Белавин
дома? — спросил он у того же, как казалось ему, величественного швейцара, который был здесь в первое его посещение.
А быть может,
граф Владимир Петрович помнил слова упрека, которые он, Караулов, бросил ему в лицо в этом же самом
доме несколько лет тому назад, за его слабость к жизненным искушениям, и хотел наглядно этой обстановкой показать ему, заставивши испытать их на себе, как трудно противостоять этим искушениям, которые сбивают человека с дороги совести и бросают в водовороте страстей.
— Не могу знать… Я знаю только, что вчера по приезде он посылал меня в адресный стол справляться о местожительстве
графа Владимира Петровича Белавина, и вчера же вечером ездил к нему, но не застал его
дома… Вернувшись, он несколько раз повторял про себя: «кажется невозможно привести этого отца к последнему вздоху его дочери».
Он даже и не возражал, а просто начал меня упрекать, что я бросил
дом графа Наинского, а потом сказал, что надо подмазаться к княгине К., моей крестной матери, и что если княгиня К. меня хорошо примет, так, значит, и везде примут и карьера сделана, и пошел, и пошел расписывать!
— Может быть, — не оспаривал князь, — вообще, я вам скажу, невыносимо грустно последнее время ездить по Москве: вместо
домов графа Апраксина, Чернышева, князя Потемкина, князя Петрова, Иванова, что ли, вдруг везде рисуются на воротах надписи: дом купца Котельникова, Сарафанникова, Полушубкина! Во что ж после этого обратится Москва?.. В сборище каких-то толстопузых самоварников!.. Петербург в этом случае представляет гораздо более отрадное явление.
Неточные совпадения
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли, в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из
дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что
граф Милари и носа не показывает в
дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю в скобках).
Дивиться, стало быть, нечему, что одним добрым утром у крестьян Даровской волости Котельнического уезда отрезали землю вплоть до гуменников и
домов и отдали в частное владение купцам, купившим аренду у какого-то родственника
графа Канкрина.
Купеческий клуб помещался в обширном
доме, принадлежавшем в екатерининские времена фельдмаршалу и московскому главнокомандующему
графу Салтыкову и после наполеоновского нашествия перешедшем в семью дворян Мятлевых. У них-то и нанял его московский Купеческий клуб в сороковых годах.
Агапов всем французам поперек горла встал: девять дамских самых первоклассных мастеров каждый день объезжали по пятнадцати — двадцати
домов. Клиенты Агапова были только родовитые дворяне, князья,
графы.
В
доме князя Волконского много лет жил его родственник, разбитый параличом
граф Шувалов, крупный вельможа. Его часто вывозили в колясочке на Нарышкинский сквер.