Неточные совпадения
Впрочем и без предыдущих пояснительных строк самая фамилия владельца «заимки» делала ясным для читателя, что место действия этого правдивого повествования —
та далекая страна золота и «классического Макара», где выброшенные за борт государственного корабля, именуемого центральной Россией, нашли себе приют разные нарушители закона, лихие люди, бродяги, нашли и осели, обзавелись семьей, наплодили
детей, от которых пошло дальнейшее потомство, и образовали, таким образом, целые роды, носящие фамилии Толстых, Гладких, Беспрозванных, Неизвестных и
тому подобных, родословное дерево которых, несомненно,
то самое, из которых сделана «русская» скамья подсудимых.
— Не знаю! С
тех пор, как я видел ее последний раз в К., прошло уже много лет. Она исчезла вместе с
ребенком. Я разыскивал их долго, но безуспешно. Что с ними случилось и где они — я не знаю.
Подробные расспросы их, впрочем, не вели ни к чему — тайна заимки оставалась не раскрытой уже два десятка лет — взрослые
того времени перемерли, а
дети стали теперь взрослыми, но ничего не помнят из их раннего детства и на допытывания любопытных указывают лишь на одно место около сада Толстых, говоря...
Потеря любимой жены, случившаяся за десять лет перед
тем, сильно повлияла на него: он сделался угрюм и неразговорчив, удалился из общества и всю свою любовь сосредоточил на маленькой Маше, оставшейся после смерти матери десятилетним
ребенком.
Арина была кормилицей Марьи Петровны и боготворила свою питомицу,
тем более, что ее собственные
дети умирали, не доживая до году, а первый прожил только несколько дней. Марья Петровна платила своей кормилице горячею любовью.
— Вы мне запрещаете плакать? — с сверкающими глазами начала снова она. — Но вырвите прежде мое сердце… Вы никогда больше не осушите моих слез… Я теперь буду жить лишь для
того, чтобы оплакивать отца моего
ребенка.
Вскоре после
того, как Егора отправили в К-скую тюрьму, Арина заболела и слегла в постель. Две соседки поочередно ухаживали за ней, ни на минуту не оставляя ее одну. В прошлую ночь — так рассказывала баба — Арина преждевременно родила девочку, маленькую, как куклу, но здоровую. Родильница пожелала увидеть своего
ребенка. Его положили к ней на постель. Тогда больная вдруг горько зарыдала и пришла в страшное волнение. Девочку у ней отняли, а часа через два Арина умерла тихо, точно заснула.
— Как будто я не верю твоим словам. Впрочем, теперь дело только в
том, чтобы найти кормилицу для
ребенка — этим пока должны ограничиться заботы о нем; все дальнейшее в будущем…
— Бедная Арина, — переменил тон Егор. — Если бы еще она была одна, а
то с
ребенком, как она проживет, как сумеет поставить на ноги мою бедную девочку.
Мне показалось, что Бог посетил меня пожаром за
то, что я откладывала поездку на могилу отца моего
ребенка.
«Нет, — думал Егор Никифоров, шагая по знакомой дороге, — нет, этого не может быть… Эта прелестная девушка не может быть дочерью Петра Иннокентьевича. Ей двадцать один год, но двадцать лет
тому назад Толстых не был женат… Нет, она не его дочь, хотя и называет его своим отцом… Ее крестный отец Иннокентий Антипович! Не
ребенок ли это Марьи Петровны? Ее мать, говорит она, умерла при ее рождении, а Марья Петровна пропала около
того же времени… Да, это так, это дочь Марьи Петровны!»
— Я уже говорил тебе, бабушка, что я был большой приятель с Егором, кроме
того, у меня тоже была жена и
дети, и я потерял их… Я плачу, взгрустнувшись по ним… — снова заметил он.
— Но позвольте… Разве можно обручать
ребенка? Ведь сердце девушки может выбрать другого, а не
того, кого вы ей предназначали.
Что касается Татьяны Петровны,
то она, несмотря на свои лета — в Сибири, впрочем, девушки развиваются поздно — была совершенным
ребенком. Сердце ее не знало иной привязанности, как к ее отцу и к крестному — серьезное чувство еще не было знакомо ей.
Но для общества это неизвестно и, значит, на тебе не лежит
та глубоко несправедливая печать отвержения, которой наше развращенное до мозга костей общество клеймит «
детей любви»…
— Боже милосердный, упокой душу отца моего в царствии Твоем, прости
тому, кто меня сделал сиротою, пошли утешение
тому, кто за него несет наказание, смилостився над моей матерью и охрани от бед меня,
дитя несчастья…
— Дорогое
дитя, уже в
тот день, когда я узнал, что ты моя дочь, я забыл все прошлое, уже с
того дня я живу дивным настоящим…
После полдника она рассказала ему в общих чертах свою жизнь с
тех пор, как она очнулась на почтовой станции и узнала, что ее
ребенок увезен «навозниками» в Россию.
Будучи в ребячестве безотчетно страстным охотником до всякой ловли, я считал, бывало, большим праздником, когда отпускали меня на лисьи норы; я много раз ночевывал там и часто не спал до восхода солнца, заменяя караульщика. Тут я наслушался, какими разными голосами, похожими на сиплый лай и завыванье собак, манит лиса своих лисят и как они, в ответ ей, так же скучат и слегка взлаивают. Лиса беспрестанно бегает кругом норы и пробует манить
детей то громко, то тихо. Как скоро взойдет солнце, она удаляется.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на
то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Раз как-то случилось, забавляя
детей, выстроил будку из карт, да после
того всю почь снились проклятые.
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади // С порожними телегами // Да
дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу
тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя, что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с
той поры… // Что дальше? Домом правлю я, // Ращу
детей… На радость ли? // Вам тоже надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
Его водили под руки //
То господа усатые, //
То молодые барыни, — // И так, со всею свитою, // С
детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, // Все поле сенокосное // Помещик обошел.