Из Харькова я направился на Волгу, жил в нескольких городах под разными фамилиями и наконец женился в Казани на
дочери одного предводителя дворянства, фамилии которой я не назову, так как она через месяц после свадьбы умерла в то время, когда я жил с нею в деревне ее отца.
Выдавая себя за моряка, и, будучи по профессии моряком, я вскоре сошелся с кружком морских офицеров и судовладельцев и через их посредство поступил на службу в общество «Кавказ и Меркурий» помощником капитана парохода «Эльбрус», а три месяца спустя женился на
дочери одного крупного рыбника Платонова, за которой взял приданого полтораста тысяч.
Неточные совпадения
Он переселился с женой в Отрадное, так звали село, близ которого было имение, а
дочь осталась в Москве, в Александро-Мариинском институте, где она была в
одном классе с Надей Алфимовой.
— Я состою домашним врачом в
одном очень уважаемом семействе и вспомнила теперь, что хозяйка не раз высказывала желание пригласить компаньонку для своей взрослой
дочери.
— В таком случае, мы, бедные, сегодня будем все на заднем плане… — заметила
одна молоденькая дама, сидевшая рядом с
дочерью хозяйки.
Старушка Анна Александровна Сиротинина внимательно, изредка покачивая своей седой головой в черном чепце, слушала рассказ своей «любимицы», как она называла Дубянскую, о ее страшном двусмысленном положении в доме Селезневых между отцом и матерью, с
одной стороны, и
дочерью — с другой.
Старик Селезнев и его сын за последнее время даже не говорили с Елизаветой Петровной о
дочери и сестре, как бы боясь произнести ее имя, и лишь
одна Екатерина Николаевна, все еще упрямо не оставлявшая мысли видеть свою
дочь за старым графом Вельским, иногда спрашивала...
Таскин был
один из претендентов на руку
дочери московского купца-толстосума, за которою ухаживал Неелов, и часто участвовал в карточной игре в доме ее отца, подозрительно поглядывая всегда на руки банкомета Неелова.
— Какие такие у них имена, отчества и фамилии, у крестьян и мещан… Дроздовых в России тысячи, среди них найдутся сотни Васильев, у десятка из которых
дочери Клавдии… Я сам знал
одну крестьянскую семью, где было семь сыновей и все Иваны, а по отцу Степановичи, по прозвищу Куликовы. Вот тебе и твое совпадение. Поройся-ка в адресном столе, может, в Петербурге найдешь несколько Иванов Корнильевичей Алфимовых, а по всей России сыщешь их, наверное, десяток…
— Не об этом речь… Теперь эта история всплыла снова… Графиня, ваша
дочь, откуда-то узнала, что проделал ее муж с ее подругой, семейное счастье графа разрушено… Я мог
одним моим словом восстановить его и…
Он погнался за ними, догнал их на
одной из ближайших станций от Петербурга и под угрозой воротить
дочь отцу и предать суду учителя, отобрал капитал, оставив влюбленным пятнадцать тысяч, с которыми они и уехали за границу, где и обвенчались…
Старшая
дочь Капитолины Андреевны получила домашнее воспитание, и ее нравственная порча происходила постепенно, так что, действительно, к шестнадцати годам она могла «прийти в настоящее понятие и сообразить, в чем дело». Вера же, по настоянию «высокопоставленного благодетеля», имя которого произносилось даже полковницей Усовой не иначе, как шепотом, была отдана в полный пансион в
одно из женских учебных заведений Петербурга — «благодетель» желал иметь «образованную игрушку».
— Ваша
дочь, при моем содействии, бежала из дому с
одним из моих друзей, в которого она влюблена.
— Вот тут, через три дома, — хлопотал он, — дом Козеля, немца, богатого… Он теперь, верно, пьяный, домой пробирался. Я его знаю… Он пьяница… Там у него семейство, жена, дети,
дочь одна есть. Пока еще в больницу тащить, а тут, верно, в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.. Все-таки уход будет свой, помогут сейчас, а то он умрет до больницы-то…
«Кончу университет и должен буду служить интересам этих быков. Женюсь на
дочери одного из них, нарожу гимназистов, гимназисток, а они, через пятнадцать лет, не будут понимать меня. Потом — растолстею и, может быть, тоже буду высмеивать любознательных людей. Старость. Болезни. И — умру, чувствуя себя Исааком, принесенным в жертву — какому богу?»
Но предприимчивую злобу // Он крепко в сердце затаил. // «В бессильной горести, ко гробу // Теперь он мысли устремил. // Он зла Мазепе не желает; // Всему виновна
дочь одна. // Но он и дочери прощает: // Пусть богу даст ответ она, // Покрыв семью свою позором, // Забыв и небо, и закон…»
Неточные совпадения
По правую сторону его жена и
дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся
одна к другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Чуть из ребятишек, // Глядь, и нет детей: // Царь возьмет мальчишек, // Барин —
дочерей! //
Одному уроду // Вековать с семьей. // Славно жить народу // На Руси святой!
Плакали тут все, плакали и потому, что жалко, и потому, что радостно. В особенности разливалась
одна древняя старуха (сказывали, что она была внучкой побочной
дочери Марфы Посадницы).
Таким образом, однажды, одевшись лебедем, он подплыл к
одной купавшейся девице,
дочери благородных родителей, у которой только и приданого было, что красота, и в то время, когда она гладила его по головке, сделал ее на всю жизнь несчастною.
Теперь она боялась, чтобы Вронский не ограничился
одним ухаживаньем за ее
дочерью.