Князь Василий не преминул, конечно, исполнить
царскую волю и объехал всех приближенных к царю опричников с просьбой — не обидеть его отсутствием на обручение его единственной дочери. С искренним, неподдельным радушием позвал он и Григория Лукьяновича; под впечатлением почти неожиданной радости, он даже забыл свою к нему неприязнь.
— Что же это значит, брат? Шутка, что ли, над верным слугой? Глумление над ранами моими, над кровью, пролитой за царя и за Русь-матушку? Али может, на самом деле царю сильно занедужилось и он, батюшка, к себе Владимира потребовал!.. Только холоп-то этот подлый не так бы
царскую волю передал, кабы была она милостивая, — почти прошептал князь Василий.
Изменчива судьба. // Мы на лету ее всечасно ласку // Ловить должны. Усердье к нам людей // С ней заодно. Сегодня прежним блеском // Мой светит скиптр. В Бориса счастье снова // Поверили. Сегодня уклониться // От
царской воли никому не может // И в мысль войти. Но знаем ли мы, что // Нас завтра ждет? Я на обеде царском // От всех бояр хочу тебе присяги // Потребовать.
«Все в
царской воле, — думала она, — были бояре Обносковы, нет бояр Обносковых. Отчего же и Ермаку не быть боярином?.. Парень всем взял — и умом, и отвагой…» Так мечтала старуха.
Заброшенные же судьбой или
царской волей на северо-восток России бояре и дворяне московские еще далеко до Великой Перми насмехались над «строгановским царством», как воеводы лежащих по дороге в Великую Пермь городов с злобной насмешкой называли «запермский край», сочувствуя воеводе Великой Перми, лишенному власти во владениях братьев Строгановых.
Неточные совпадения
Царская власть возникла против
воли Бога.
Слушайте-послушайте, // Государевы люди, // Государеву
волю! // Идите в красные ворота // На красный
царский двор! // Вереи точены, // Ворота золочены. // С красного двора в новы сени, // На частые ступени, // В дубовые двери, // В государевы палаты, // Суд судить, ряд рядить.
Московский университет вырос в своем значении вместе с Москвою после 1812 года; разжалованная императором Петром из
царских столиц, Москва была произведена императором Наполеоном (сколько
волею, а вдвое того неволею) в столицы народа русского.
Тюфяев был настоящий
царский слуга, его оценили, но мало. В нем византийское рабство необыкновенно хорошо соединялось с канцелярским порядком. Уничтожение себя, отречение от
воли и мысли перед властью шло неразрывно с суровым гнетом подчиненных. Он бы мог быть статский Клейнмихель, его «усердие» точно так же превозмогло бы все, и он точно так же штукатурил бы стены человеческими трупами, сушил бы дворец людскими легкими, а молодых людей инженерного корпуса сек бы еще больнее за то, что они не доносчики.
— Солнышко мое красное! — вскричал он, хватаясь за полы
царского охабня, — светик мой, государь, не губи меня, солнышко мое, месяц ты мой, соколик мой, горностаек! Вспомни, как я служил тебе, как от
воли твоей ни в чем не отказывался!