Неточные совпадения
Не спит княжна и всякие думы думает. Разбудить, разве, няньку Панкратьевну, да начнет она причитать над ней, да с уголька спрыскивать: сглазил-де недобрый человек ее деточку, сказки, старая, начнет рассказывать, все до единой княжне знакомые. Чувствуется княжне, что не понять Панкратьевне, что с ней делается, да и объяснить нельзя: подвести, значит, под гнев старухи Танюшу —
свою любимицу. Доложит она
как раз князю — батюшке, а тот, во гневный час, отошлет Танюшу
в дальнюю
вотчину — к отцу с матерью.
Ее отец с матерью и двумя ее старшими братьями, случайно отбившись от
своего табора, попали
в дальнюю
вотчину князя Василия Прозоровского, где у последнего были громадные табуны лошадей, и так
как цыган Веденей оказался отличным коновалом, то князь Василий охотно принял его
в свою дворню, отвел ему землю под постройки и помог обзавестись оседлым хозяйством.
В одну из летних поездок князя Василия, после женитьбы, с семьей
в эту
вотчину, трехлетней княжне Евпраксии приглянулась семилетняя смуглянка Танюша, встреченная ею
в саду. Каприз девочки,
как и все капризы
своей единственной боготворимой дочки, был исполнен князем Василием: цыганочка Танюша была взята
в княжеский дом и княжна Евпраксия стала с нею неразлучной, привязавшись всей душою, к величайшей досаде старой няньки, к этому «иродову отродью»,
как прозвала Танюшу Панкратьевна.
— Передаст князю, тот
как раз меня со двора долой, да и отправит
в свою вотчину к отцу с матерью, тогда прощай план кровавой мести, только и возможный под кровлей княжеского дома, при близости к молодой княжне! — с ужасом думала она.
Оставим обывателей и обывательниц дальней княжеской
вотчины,
как знающих, так и догадывающихся о предстоящем радостном для семейства князя Василия событии, жить
в сладких мечтах и грезах о лучшем будущем и перенесемся снова
в ту, ныне почти легендарную Александровскую слободу, откуда не менее кажущийся легендарным царь-монах, деля
свое время между молитвами и казнями, правил русской землей, отделившись от нее непроницаемой стеной ненавистной ей опричнины.
Он, с самого начала, еще
в вотчине, старался отогнать даже от самого себя, а не только сообщать Воротынскому и другим,
свое томительное предчувствие, что сватовство княжны Евпраксии не обойдется так благополучно,
как оно казалось по ходу дела.
Неточные совпадения
Вся Москва от мала до велика ревностно гордилась
своими достопримечательными людьми: знаменитыми кулачными бойцами, огромными,
как горы, протодиаконами, которые заставляли страшными голосами
своими дрожать все стекла и люстры Успенского собора, а женщин падать
в обмороки, знаменитых клоунов, братьев Дуровых, антрепренера оперетки и скандалиста Лентовского, репортера и силача Гиляровского (дядю Гиляя), московского генерал-губернатора, князя Долгорукова, чьей
вотчиной и удельным княжеством почти считала себя самостоятельная первопрестольная столица, Сергея Шмелева, устроителя народных гуляний, ледяных гор и фейерверков, и так без конца, удивительных пловцов, голубиных любителей, сверхъестественных обжор, прославленных юродивых и прорицателей будущего, чудодейственных, всегда пьяных подпольных адвокатов,
свои несравненные театры и цирки и только под конец спортсменов.
Между тем князь продолжал скакать и уже далеко оставил за собою холопей. Он положил на мысль еще до рассвета достичь деревни, где ожидала его подстава, а оттуда перевезть Елену
в свою рязанскую
вотчину. Но не проскакал князь и пяти верст,
как увидел, что сбился с дороги.
Дедушка, сообразно духу
своего времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, значит вредить его благосостоянию, то есть
своему собственному; наказать денежным взысканием — тоже; разлучить с семейством, отослать
в другую
вотчину, употребить
в тяжелую работу — тоже, и еще хуже, ибо отлучка от семейства — несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй, да это казалось таким срамом и стыдом, что вся деревня принялась бы выть по виноватом,
как по мертвом, а наказанный счел бы себя опозоренным, погибшим.
— Да чтò ж? Известно, батюшка, Дутловы люди сильные; во всей
вотчине почитай первый мужик, — отвечала кормилица, поматывая головой. — Летось другую связь из
своего леса поставил, господ не трудили. Лошадей у них, окромя жеребят да подростков, троек шесть соберется, а скотины, коров да овец
как с поля гонят, да бабы выйдут на улицу загонять, так
в воротах их-то сопрется, что беда; да и пчел-то колодок сотни две, не то больше живет. Мужик оченно сильный, и деньги должны быть.
За такие поносные слова пристав ударил Арефу, а потом втолкнул
в казарму, где было и темно и душно,
как в тюрьме. Около стен шли сплошные деревянные нары, и на них сплошь лежали тела. Арефа только здесь облегченно вздохнул, потому что вольные рабочие были набраны Гарусовым по деревням, и тут много было крестьян из бывших монастырских
вотчин. Все-таки
свои, православные, а не двоеданы. Одним словом,
свой, крещеный народ. Только не было ни одной души из
своей Служней слободы.