Неточные совпадения
Восстало в его памяти недавнее свидание с
князем Василием,
глаз на
глаз, в его опочивальне.
— Ну, да обойдется теперь, как старый
князь глаза ему открыл, каков он на самом деле есть добрый молодец! — продолжала Таня.
— Коли люб, так мы с тобой честным пирком да и за свадебку; сейчас пойду к
князю, до земли поклонюсь ему, не обездолит он своего холопа верного и заживем мы с тобой, моя лапушка, голубком с голубкою; в
глаза буду век я глядеть тебе, угадывать, что тебе пожелается, верным рабом твоим по гроб остануся, а не люб если…
Подходившие по очереди гости положительно впивались в нее
глазами и громко, не стесняясь ее присутствием, выражали оценку ее красоте, обращаясь к наливавшему в чаши вино
князю Василию.
Петр Никитич, или, как звали его все в доме от самого
князя до последнего холопа, просто Никитич, был старик лет шестидесяти, седой как лунь, с умным, благообразным лицом и добрыми
глазами, которым придавали и особую привлекательность, и задушевность расположенные вокруг них мелкие, частые морщинки.
Он несколько раз был около
князя Василия при неожиданных визитах Григория Лукьяновича, и странное чувство какой-то безотчетной ненависти, какого-то озлобленного презрения, но ненависти и презрения, которые можно только чувствовать к низко упавшему в наших
глазах, не оправдавшему нашей любви близкому человеку, зародилось в его душе при первой встрече с Малютою, при первом взгляде на него.
— Коли наглости у ней хватит вернуться в дом, так она скорей язык проглотит, чем проболтается, свою же шкуру жалеючи. Да навряд она вернулася: сбежала, чай, и
глаз на двор показать не осмелится; знает кошка, чье мясо съела, чует, что не миновать ей за такое дело конюшни княжеской, а что до
князя не дойдет воровство ее, того ей и на мысль не придет, окаянной!
Так просидел он, не сомкнувши
глаз, до самого утра, и когда в доме все встали, он переоделся и спустился вниз к
князю Василию.
— Ты чего сидишь,
глаз ко двору не кажешь? Смотри, досидишься до беды! Еще за сторонника Колычевых сочтут… — напустился он на
князя Василия после взаимных приветствий.
Все это мгновенно промелькнуло в уме
князя Прозоровского, и горькие слезы ручьем полились из его
глаз.
Несмотря на все это, когда уже после окончательного выздоровления молодого Воротынского
князь Василий, во время беседы в своей опочивальне с
глазу на
глаз с приемышем, коснулся своих забот о дочери, как девушки в возрасте невесты, возрасте, опасном в переживаемое время, а затем весьма прозрачно перешел к выхвалению достоинств сына его покойного друга и вопросу, чем отблагодарить ему Владимира за спасение жизни, Яков Потапович побледнел и задрожал.
Это было бы тем легче, что Кудряш в деле мести
князю Прозоровскому и Якову Потапову не был уже теперь особенно нужен Григорию Лукьяновичу, и последний, не моргнув
глазом, при одном намеке нравящейся ему до сих пор женщины отправил бы его к праотцам.
Безучастнее всех к грезам и мечтам о будущем относился главный их виновник, если можно так выразиться,
князь Владимир Никитич. Это бросалось в
глаза Якову Потаповичу, это не ускользнуло от внимания и княжны Евпраксии. Первый объяснял это беспокойством своего нового друга за исход челобитья у царя и всеми силами старался вдохнуть в него бодрость и надежду.
— Докажу, великий государь, только яви божескую милость, выслушай, и по намеднешнему, когда в слободе еще говорить я тебе начал, не гневайся… Тогда еще сказал я тебе, что ласкаешь ты и греешь крамольников. Хитрей
князя Никиты Прозоровского на свете человека нет: юлит перед твоею царскою милостью, а может, и чарами
глаза тебе отводит, что не видишь, государь, как брат его от тебя сторонится, по нужде лишь, али уж так, по братнему настоянию, перед твои царские очи является…
— Вернись-ка, великий государь, в слободу, там безопасливее, — наклонился к нему Григорий Лукьянович, — а я здесь останусь, сам доеду до
князя Василия, открою
глаза и ему, и
князю Никите относительно их любимца, может, они и сами согласятся, что, по нынешним подозрительным временам, надобно добраться до истины.
Григорий Лукьянович насмешливо оглядел эту группу, злобно сверкнув
глазами в сторону Якова Потаповича, и вышел, пропустив впереди себя
князя Владимира. Последний тотчас же по выходе на крыльцо был окружен опричниками, связан и положен в сани, в которые уселся и Малюта. Вся эта ватага выехала с княжеского двора, оставив в полном недоумении собравшуюся поглазеть на царя княжескую дворню.
— Бог весть, батюшка-князь. С чего приключилося: ежели с
глазу, то легче, а ежели с порчи — не в пример тяжелей… А я смекаю, что с порчи, потому я ее с уголька спрыснула, святой водой окропила, и кабы с
глазу, давно бы прошло, а тут нет, все пуще… Надо будет теперь ее эроей [Травой от порчи. — (Прим. автора)] обкурить, натереть, да и в нутро испить дать, может, и полегчает, Господь милостив! Ты-то себя не тревожь, князь-батюшка!
— И это все заранее было подстроено, чтобы
глаза отвести
князю Василию; наш же ратник следом за вами туда ездил и напал на старого
князя, да ненароком сильней, чем следует, саданул молодчика, — жаль, что совсем не укокошил. С этим же ратником была им прислана Малюте весточка об успехе сватовства за княжну, — убежденным, дышавшим неподдельною искренностью тоном отвечал Григорий Семенов.
Точно пелена спала с
глаз Якова Потаповича: все странности в поведении считавшегося ему другом и
князем Владимиром Воротынским, которым он давал те или другие посильные объяснения, приобрели теперь в его
глазах иную окраску и явились подтверждающими рассказ Григория Семенова обстоятельствами. Припомнился ему разговор с Бомелием, действовавшим, как оказывается, заодно с Малютою, его выпытывания о намерениях княжны, его чуть заметная усмешка. Яков Потапович понял, что Григорий говорил правду.
— Об этом не тревожься, я через знакомых мне княжеских людишек предупредил Панкратьевну, чтобы глядела зорко в этот вечер за княжною. Небось, старая из
глаз не выпустит. Разве до самого
князя Василия доберется рыжий пес Малюта, ну, да этого в один день не сделается… Ты здесь отдохни, подкрепись, есть тут кое-что из съестного, — указал Григорий Семенов рукою на разрытую солому, откуда он доставал кувшин с вином, — а я мигом сбегаю и все разузнаю.
Князь только после тщетного ожидания вспомнил, что он вчера, сдавая ее с рук на руки Панкратьевне, приказал княжне без зова не являться к нему на
глаза, и она сидела у себя в светлице, устремив взгляд в одну точку, не обращая внимания на сенных девушек, занятых работою.
Он истово перекрестился и пристально посмотрел своими раскосыми
глазами на
князя Никиту. Тот задрожал при этом известии.
Сам великий государь показал нам пример ее; с сокрушенным сердцем, со слезами отчаяния на
глазах, предал он смерти своего ближайшего родственника —
князя Владимира Андреевича, уличенного в том, что, подкупив царского повара, он замышлял отравить царя, а твой брат должен был дать для того нужное зелье, которое и найдено в одном из подвалов его дома…
— Мы не поверили оговору уличенного изменника, — снова начал царь, — возвратили милость нашу
князю Никите с условием, чтобы он очистил себя на наших
глазах, заставил бы замолкнуть в себе голос крови и, принеся братскую любовь в жертву любви к царю и отечеству, собственноручно, на наших
глазах, наказал бы изменника… Он принял наше условие… Так ли,
князь Никита?