Неточные совпадения
— Генеральша
с Зиной как-то были на утреннем разводе…
Граф их там увидал… Справился: кто… Ему сказали… Он при встрече со мной во дворце и
говорит: красавицу какую, ваше превосходительство, привезли к нам да под спудом держите… Дозвольте хоть к вам приехать… полюбоваться… Шутник… его сиятельство…
— Шевальиха, что Шевальиха… Такие и после свадьбы остаются… Не в этом дело… Капиталов у
графа хватит… —
говорил он, как бы рассуждая сам
с собою.
— Мы
с его превосходительством старые знакомые! — сказал
граф. — Государь только что
говорил о вас… — почтительно добавил он, опускаясь на предложенное ему хозяином кресло.
Граф Виельгорский, который, по своему званию гофмаршала, принужден был часто беседовать
с императрицей о некоторых предметах, касающихся его должности, стал на одном из придворных собраний
говорить ей о чем-то подобном.
Она вспомнила, что патер Билли
говорил ей, что, вероятно,
граф теперь постарается выдать замуж предмет своего увлечения, так как не решится на интригу
с фрейлиной — любимицей государыни. Слова Ивана Павловича подтверждали догадку хитрого иезуита.
— Этим окончилась продолжительная беседа
графа с его величеством, — отвечал Родзевич, состоявший секретарем при
графе Джулио Литта и знавший все, касающееся дел чрезвычайного посольства мальтийских рыцарей. — И, кроме того, его величество выразил
графу свои намерения
поговорить с его братом, папским нунцием в Петербурге, о некоторых частностях по щекотливому, как изволил выразиться государь, вопросу о возможности иностранному государю стать во главе католического ордена.
— Он заметил
графу, что если бы он принял на себя власть великого магистра, то титул «altesse eminentissime» надо было бы изменить на «majesté imperiale emineptissime», то есть «преимущественнейшего, преосвященнейшего императорского величества», а затем, как я уже
говорил вам, его величество выразил намерение переговорить
с папским нунцием и уполномочить князя Куракина для ведения дальнейших переговоров
с графом Литта.
Он
говорил с расстановкой, как бы обдумывая каждое слово.
Граф молчал.
Он давил ее, парализовал ее волю и за минуту твердая в своей решимости
говорить с графом Алексеем Андреевичем и добиться от него исполнения ее желания, добиться в первый раз в жизни, она, оставшись одна в полутемной от пасмурного раннего петербургского утра, огромной приемной, вдруг струсила и даже была недалека от позорного бегства, и лишь силою, казалось ей, исполнения христианского долга, слабая, трепещущая осталась и как-то не сразу поняла слова возвратившегося в приемную после доклада Семидалова, лаконично сказавшего ей:
— А мы только сию минуту
говорили с графом о вчерашней вашей истории. Негодяи! под моим именем!.. Это гадко, это постыдно! Кажется, если б мы имели что на сердце друг против друга, то разведались бы сами, как благородные рыцари, орудиями непотаенными. Мерзко!.. Я этого не терплю… Я намерен доложить государыне. Поверьте, вы будете удовлетворены: брату — первому строжайший арест!
Неточные совпадения
Второй нумер концерта Левин уже не мог слушать. Песцов, остановившись подле него, почти всё время
говорил с ним, осуждая эту пиесу за ее излишнюю, приторную, напущенную простоту и сравнивая ее
с простотой прерафаелитов в живописи. При выходе Левин встретил еще много знакомых,
с которыми он
поговорил и о политике, и о музыке, и об общих знакомых; между прочим встретил
графа Боля, про визит к которому он совсем забыл.
— Я хочу предостеречь тебя в том, — сказал он тихим голосом, — что по неосмотрительности и легкомыслию ты можешь подать в свете повод
говорить о тебе. Твой слишком оживленный разговор сегодня
с графом Вронским (он твердо и
с спокойною расстановкой выговорил это имя) обратил на себя внимание.
— Ну вот вам и Долли, княжна, вы так хотели ее видеть, — сказала Анна, вместе
с Дарьей Александровной выходя на большую каменную террасу, на которой в тени, за пяльцами, вышивая кресло для
графа Алексея Кирилловича, сидела княжна Варвара. — Она
говорит, что ничего не хочет до обеда, но вы велите подать завтракать, а я пойду сыщу Алексея и приведу их всех.
— Но ты мне скажи про себя. Мне
с тобой длинный разговор. И мы
говорили с… — Долли не знала, как его назвать. Ей было неловко называть его и
графом и Алексей Кириллычем.
— Да! —
говорил Захар. — У меня-то, слава Богу! барин столбовой; приятели-то генералы,
графы да князья. Еще не всякого
графа посадит
с собой: иной придет да и настоится в прихожей… Ходят всё сочинители…