Неточные совпадения
Полиция работала
в течение нескольких месяцев, были исписаны груды бумаги, сообщены во все города России приметы «бежавшей из родительского дома, — как значилось
в официальных бумагах тайного советника девицы Зинаиды Владимировны Похвисневой, — 20 лет от
роду»;
вошли даже
в сношение по этому поводу с русскими посольствами за границей, но несмотря на все эти принятые меры, розыски были совершенно безуспешны.
Неточные совпадения
— О! как хорошо ваше время, — продолжала Анна. — Помню и знаю этот голубой туман,
в роде того, что на горах
в Швейцарии. Этот туман, который покрывает всё
в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь всё уже и уже, и весело и жутко
входить в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая и прекрасная…. Кто не прошел через это?
—
Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь
в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого
рода влечет за собой тяжелую кару.
Чухонка и тут не произнесла даже ни малейшего звука, но
в тот же день
вошла в сообщение с жившим по той же черной лестнице, где-то
в углу внизу, отставным мичманом Осетровым, занимавшимся хождением по разного
рода делам и, разумеется, возбуждением подобного
рода дел
в судах, из борьбы за существование.
Вошли две дамы, обе девицы, одна — падчерица одного двоюродного брата покойной жены князя, или что-то
в этом
роде, воспитанница его, которой он уже выделил приданое и которая (замечу для будущего) и сама была с деньгами; вторая — Анна Андреевна Версилова, дочь Версилова, старше меня тремя годами, жившая с своим братом у Фанариотовой и которую я видел до этого времени всего только раз
в моей жизни, мельком на улице, хотя с братом ее, тоже мельком, уже имел
в Москве стычку (очень может быть, и упомяну об этой стычке впоследствии, если место будет, потому что
в сущности не стоит).
— Это я-то характерная, это я-то желчь и праздность? —
вошла вдруг к нам Татьяна Павловна, по-видимому очень довольная собой, — уж тебе-то, Александр Семенович, не говорить бы вздору; еще десяти лет от
роду был, меня знал, какова я праздная, а от желчи сам целый год лечишь, вылечить не можешь, так это тебе же
в стыд.