Неточные совпадения
— Это-то ничего, болесть-то эта не
к смерти, перенедужится, Бог даст и полегчает, а все же со свадьбой надо поспешить. Неча откладывать, девушка в поре…
Какого был происхождения русский удалец, носивший, по словам Карамзина, нерусское имя Герман, вероятнее же Гермоген, видоизмененное в Ермака, положительно неизвестно. Существует предание, что отец его занимался тоже разбойным делом, вынужденный
к тому крайностью, рискуя в противном случае осудить на голодную
смерть хворую жену и любимца-сына. Перед
смертью он завещал последнему остаться навсегда бобылем, чтобы семья не заставила его взяться за нож булатный.
Люди между тем шли по направлению
к указанному месту их будущего поселка. Все они были, как мы уже сказали, молодец
к молодцу, высокие, рослые, с открытыми, чисто русскими лицами, полными выражения отваги, презрения
к смерти, но не зверства и злобы, что несомненно как тогда, так и теперь предполагалось в разбойниках, хотя, как мы уже имели случай заметить, с представлением о разбойнике соединялся менее страх, чем сожаление.
— Как тут поможешь? Антиповна бает, что не
к смерти, не умрет до замужества… Травкой ее хотели попоить, кровь, бает, жидит она, от густой крови, вишь, девка туманится… Антиповне и книги в руки, старуха дотошная.
Не успел еще он окончить эту фразу, как один из казаков подошел
к связанному татарину и что есть сил полоснул его по горлу ножом. Тот даже не ахнул.
Смерть была мгновенна.
— Надо доложить атаману, — сказал казак, заметивший живого человека на этом стане
смерти, и пошел
к костру, у которого сидел Ермак Тимофеевич с его более старыми по времени нахождения в шайке товарищами. Старшинство у них чтилось свято.
«А как и впрямь изведется девка-то в разлуке с милым?.. Что тогда делать-то? Обносков когда еще приедет, и гонец-то, чай, до Москвы не доехал с грамоткой… Да нет, пустое… Время терпит. Приедет боярин, красивый да ласковый, все как рукой снимет, а пока пусть похворает, чай, хворь-то эта не
к смерти… Правду баяла Антиповна, кровь в ней играет, замуж пора… Да не выдавать же за Ермака?»
«На сердце жалится… — думал он. — Ну эта болезнь не
к смерти, сердце девичье отходчиво… С глаз долой и из сердца вон… Да только как быть-то? Отправил бы ее с Максимом в Москву, может, там ей суженый отыщется, кабы не такие страсти там делались, какие порассказал гость-то наш вчерашний».
Наслушавшись от заезжего московского гостя о страстях московских, зная из грамотки своего родственника о трагической
смерти бояр Обносковых, он основательно опасался, что гонец с грамоткой от него
к казненным царским лиходеям попадет в застенок и пропадет, как говорится, ни за грош, ни за денежку, ни за медную пуговицу, да кроме того, и его, Строганова, может постигнуть царская опала за сношения с лиходеями.
— «Мы, бедные и опальные казаки, угрызаемые совестью, шли на
смерть и присоединили знаменитую державу
к России во имя Христа и великого государя навеки веков, доколе Всевышний благословит стоять миру. Ждем твоего указа, Великий Государь и воевод твоих, сдадим им царство Сибирское без всяких условий, готовые умереть или в новых подвигах чести, или на плахе, как будет угодно тебе, великий государь, и Богу».
Прибывшего гонца он не взял с собою, а отправил в Москву
к царю Иоанну Васильевичу с известием о
смерти князя Болховского и с просьбой прислать нового воеводу да еще пятьсот стрельцов.
Но перспектива голодной
смерти вызвала отчаянную решимость. Ночью Ермак вывел тихо своих казаков из города, прокрался сквозь обозы неприятельские
к месту, называвшемуся Сауксаном, где был стан Карачи, в нескольких верстах от города, и кинулся на сонных татар.
Неточные совпадения
Хлестаков. Очень благодарен. А я, признаюсь,
смерть не люблю отказывать себе в дороге, да и
к чему? Не так ли?
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — //
К кому оно привяжется, // До
смерти не избыть!
Она подошла
к Алексею Александровичу и с фамильярностью близости
смерти, взяв его за руку, повела в спальню.
Страдания, равномерно увеличиваясь, делали свое дело и приготовляли его
к смерти.
Доктор и доктора говорили, что это была родильная горячка, в которой из ста было 99 шансов, что кончится
смертью. Весь день был жар, бред и беспамятство.
К полночи больная лежала без чувств и почти без пульса.