Мариула заняла самую маленькую горенку с половиной окна и жила в ней одна. Эту горенку определила ей Лукерья Антиповна сперва
в силу того, что остальные прачки вначале сторонились своей новой товарки, которая столько лет прожила с нечистью. Что она там делает одна в своей горенке? Этот вопрос интересовал всех ее товарок, и самые любопытные из них поглядывали за нею.
Неточные совпадения
И Ермаку Тимофеевичу показалось,
что теперь ему тяжелее не
в пример,
чем тогда, когда он любил ее один, когда не знал о взаимности. Тогда и страдал он один. Теперь страдают они оба. Она сохнет, терзается! И кто виной
тому? Он, он один! Теперь он не
в силах уйти от нее. Она должна быть его во
что бы
то ни стало! Она любит его!
— И
то сяду, устала я, из хором
что есть
силы бежала. Увидали мы тебя с Ксенией Яковлевной
в окошко, как ты
в избу пошел, я сейчас же из светлицы во двор, а со двора сюда.
В Москве между
тем действительно жить было трудно. До народа доходили вести одна другой тяжелее и печальнее. Говорили, конечно, шепотом и озираясь,
что царь после смерти сына не знал мирного сна. Ночью, как бы устрашенный привидениями, он вскакивал, падая с ложа, валялся посреди комнаты, стонал, вопил, утихал только от изнурения
сил, забывался
в минутной дремоте на полу, где клали для него тюфяк и изголовье. Ждал и боялся утреннего света, страшился видеть людей и явить на лице своем муку сыноубийцы.
Старшие казаки предлагали ему взять с собою отряд хотя бы
в двадцать человек, но Ермак Тимофеевич не послушался этого совета, во-первых, потому,
что не хотел ослаблять и без
того малую военную
силу русских, а во-вторых, потому,
что считал весь край успокоенным и дорогу до перевала через Каменный пояс вполне безопасной.
Преследования и принуждения в делах веры и совести невозможны и нецерковны не в силу права свободы совести или формального принципа веротерпимости, что не важно и не относится к сущности религии, а в силу долга свободы, обязанности нести бремя,
в силу того, что свобода есть сущность христианства.
Хотя в этом кортеже и старались все иметь печальные лица (секретарь депутатского собрания успел даже выжать из глаз две — три слезинки), но истинного горя и сожаления ни в ком не было заметно, за исключением, впрочем, дворовой прачки Петра Григорьича — женщины уже лет сорока и некрасивой собою: она ревмя-ревела
в силу того, что последнее время барин приблизил ее к себе, и она ужасно этим дорожила и гордилась!
Вообще она жила, как бы не участвуя лично в жизни, а единственно
в силу того, что в этой развалине еще хоронились какие-то забытые концы, которые надлежало собрать, учесть и подвести итоги. Покуда эти концы были еще налицо, жизнь шла своим чередом, заставляя развалину производить все внешние отправления, какие необходимы для того, чтоб это полусонное существование не рассыпалось в прах.
Прочитывая все это, Миклаков только поеживался и посмеивался, и говорил, что ему все это как с гуся вода, и при этом обыкновенно почти всем спешил пояснить, что он спокойнейший и счастливейший человек в мире, так как с голоду умереть не может, ибо выслужил уже пенсию, женской измены не боится, потому что никогда и не верил женской верности [Вместо слов «женской измены не боится, потому что никогда и не верил женской верности» было: «женской измены не боится, потому что сам всегда первый изменяет».], и, наконец, крайне доволен своим служебным занятием,
в силу того, что оно все состоит из цифр, а цифры, по его словам, суть самые честные вещи в мире и никогда не лгут!
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу,
что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Молиться
в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с
той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. //
Чем больше я молилася, //
Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, //
Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…
Стародум. Поверь мне, всякий найдет
в себе довольно
сил, чтоб быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче не делать
того, за
что б совесть угрызала.
Но он не без основания думал,
что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных
сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его.
В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь,
что закон полагает тебе препятствие,
то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя
в действии облегчит».
Масса, с тайными вздохами ломавшая дома свои, с тайными же вздохами закопошилась
в воде. Казалось,
что рабочие
силы Глупова сделались неистощимыми и
что чем более заявляла себя бесстыжесть притязаний,
тем растяжимее становилась сумма орудий, подлежащих ее эксплуатации.