— Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть,
пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я все же равно не решусь!.. Я ведь не вытерплю, не вытерплю!.. Чего же, чего же и до сих пор…
— А голубям — башки свернуть. Зажарить. Нет, — в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете лесом или — все равно — полем, ночь, темнота, на земле, под ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось.
Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
— А я вас именно хотел попросить, не можете ли вы, как знакомый, ввести меня сегодня вечером к Настасье Филипповне? Мне это надо непременно сегодня же; у меня дело; но я совсем не знаю, как войти. Я был давеча представлен, но все-таки не приглашен: сегодня там званый вечер. Я, впрочем, готов перескочить через некоторые приличия, и
пусть даже смеются надо мной, только бы войти как-нибудь.
«Черт бы ее побрал, — размышлял Лихонин в минуты „коварных планов“. — Все равно,
пусть даже между ними ничего нет. А все-таки возьму и сделаю страшную сцену ему и ей».
Неточные совпадения
—
Пусть трава порастет на пороге моего дома, если я путаю!
Пусть всякий наплюет на могилу отца, матери, свекора, и отца отца моего, и отца матери моей, если я путаю. Если пан хочет, я
даже скажу, и отчего он перешел к ним.
— Зачем тут слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения.
Пусть страдает, если жаль жертву… Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть, — прибавил он вдруг задумчиво,
даже не в тон разговора.
Вымылся он в это утро рачительно, — у Настасьи нашлось мыло, — вымыл волосы, шею и особенно руки. Когда же дошло до вопроса: брить ли свою щетину иль нет (у Прасковьи Павловны имелись отличные бритвы, сохранившиеся еще после покойного господина Зарницына), то вопрос с ожесточением
даже был решен отрицательно: «
Пусть так и остается! Ну как подумают, что я выбрился для… да непременно же подумают! Да ни за что же на свете!
— Так я и думала! Да ведь и я с тобой поехать могу, если тебе надо будет. И Дуня; она тебя любит, она очень любит тебя, и Софья Семеновна, пожалуй,
пусть с нами едет, если надо; видишь, я охотно ее вместо дочери
даже возьму. Нам Дмитрий Прокофьич поможет вместе собраться… но… куда же ты… едешь?
Катерина. Э! Что меня жалеть, никто виноват — сама на то пошла. Не жалей, губи меня!
Пусть все знают,
пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда? Говорят,
даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься.