Неточные совпадения
Всех почти, кого встретили они в первых рядах партера, они знали, если не лично, то по фамилиям — это были сливки мужской половины петербургского
общества, почтенные отцы семейств рядом с едва оперившимися птенцами, тщетно теребя свои верхние губы с чуть заметным пушком, заслуженные старцы рядом с людьми сомнительных профессий, блестящие гвардейские мундиры перемешивались скромными
представителями армии, находившимися в Петербурге в отпуску или командировке, изящные франты сидели рядом с неотесанными провинциалами, платья которых, видимо, шил пресловутый гоголевский «портной Иванов из Парижа и Лондона»; армяне, евреи, немцы, французы, итальянцы, финны, латыши, татары и даже китайцы — все это разноплеменное население Петербурга имело здесь своих
представителей.
Армия «комиссионеров» не редела от этих потерь, новые члены прибывали в усиленной пропорции — все слои столичного
общества выбрасывали в нее своих так или иначе свихнувшихся
представителей: и уволенный без права поступления на службу чиновник, и выключенный из духовного причетник, и выгнанный из полка офицер, разорившийся помещик, сбившийся с настоящей дороги дворянин, порой даже титулованный — все, что делалось подонками столицы, — все они были «комиссионерами».
Съезд испанского
общества в этом году был очень велик, и главными его
представителями были экс-королева Изабелла и экс-президент испанской республики маршал Серано, герцог де ла Торе.
Кокотки, кроме того, имеют большое влияние на парижскую «золотую молодежь» и
представителей прессы, вертящихся в их
обществе, и часто этим влиянием содействуют богатым иностранцам, тратящим на них деньги, втереться в аристократическое
общество, в первоклассные парижские клубы, что очень трудно в Париже без серьезных рекомендаций, а кокоткам удается очень часто.
Эти «вторники» были очень оживлены. В гостиных Михаила Дмитриевича и Анны Александровны собиралось небольшое, но очень милое
общество, среди которого были
представители печати и артистического мира, придававшие этим собраниям характер задушевности и простоты.
Стало быть, если, как говорят,
представителей общества, живущих в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных в услужение частному обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.
— Ладно, — выговорил он с усмешкой, — ваше высокородие волновать не буду… Ведь ты как-никак первая особа в уезде; а я —
представитель общества, приобретающего здесь большие лесные угодья. Может, и сам сделаюсь собственником…
— Есть дела — я объясню это вам яснее — которые требуют для обнаружения истинного виновника участия
представителей общества, а казенные обнаружители и пресекатели преступлений бессильны со всею своею властью или же, быть может, именно в силу этой всей власти.
— Вы, я вижу, несколько замкнуты и даже суровы. Конечно, вы меня совсем не знаете… Да к тому же я для вас продавщик, а вы
представитель общества, желающего у меня купить возможно дешевле. Условия не особенно благоприятны для более интимной беседы… Я постарше вас, мне и следует быть смелее.
Эти
представители общества смотрят на людей и жизнь общежитейскими беспристрастными глазами, а это уже огромный шаг вперед в деле правосудия. Будь у нас в России такое учреждение, Дмитрий Павлович Сиротинин не был бы, быть может, прийдя утром в контору честным человеком, к вечеру уже заключенным под стражу преступником.
Неточные совпадения
— У нас в клубе смешанное
общество, — объяснила Хиония Алексеевна по дороге в танцевальный зал, где пиликал очень плохой оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники, маленькие купчики, учителя… Но есть и
представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики, доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..
В действительности, метафизически, я более крайний противник коммунизма, чем
представители разных течений эмиграции, по состоянию своего сознания коллективистических, признающих примат коллектива,
общества и государства над личностью.
Меня любили отдельные люди, иногда даже восторгались мной, но мне всегда казалось, что меня не любило «общественное мнение», не любило светское
общество, потом не любили марксисты, не любили широкие круги русской интеллигенции, не любили политические деятели, не любили
представители официальной академической философии и науки, не любили литературные круги, не любили церковные круги.
Это было также острое переживание конфликта между личностью и
обществом, которое мне было, может быть, более свойственно, чем другим
представителям идеалистического движения.
Всякое государственное учреждение представлялось мне инквизиционным, все
представители власти — истязателями людей, хотя в семейных отношениях, в гостиных светского
общества я встречал этих
представителей власти как людей часто добродушных и любезных.