— Я не знаю, я сама спросила Лелю, была ли она с мужем, а он, вы его знаете, отвечал со смехом, что по внешнему виду около нее мужем
и не пахнет…
Неточные совпадения
— Ничего
не значит… Прознал он вексель-то у него какой, может его за тысчонку, а то
и меньше учел… Видит, дело дрянь, денежки все рано пропадают, дай, думает, потешу дурака… Тебе
и отдал… А ты меня хотел подвести… но только меня трудновато… Нюх есть… ой, какой нюх… Векселя-то эти на ощупь оцениваю… по
запаху цену назначу… Хе, хе, хе… — раскатился старик довольным смехом.
Только очень хорошенькие
и молоденькие женщины употребляют духи нежных
запахов, ласкающие обоняние
и не раздражающие его.
Менее красивые, миловидные
и грациозные, душатся смесью, составляемою ими из разных
запахов, в которой сильные духи парализуются несколько нежными
запахами — секрет этой смеси составляет тайну женщин, которую они
не выдают даже своей задушевной подруге.
Женщины некрасивые или уже чересчур вкусившие от жизни, к числу последних принадлежат
и «милые, но погибшие создания», предпочитают сильные
запахи, действующие на мужские нервы, распаляющие воображение
и таким образом заставляющие
не замечать в этих представительницах прекрасного пола недостатков природы
и изъянов, нанесенных жизнью
и временем.
Они требуют строгой кары
и примерного наказания, прибавляя, что надо наконец обуздать этих разных диких князей, бояр
и пашей, приезжающих в Париж из своих варварских стран
и не умеющих себя держать в цивилизованной свободной стране.
Маргарита Николаевна Строева действительно жила уже несколько месяцев в Петербурге
и около нее, по образному выражению писателя, «мужем
не пахло».
— Было уже со мной это — неужто не помнишь? Строго-настрого запретила я в ту пору, чтоб
и не пахло в доме вином. Только пришло мое время, я кричу: вина! — а мне не дают. Так я из окна ночью выпрыгнула, убежала к Троице, да целый день там в одной рубашке и чуделесила, покуда меня не связали да домой не привезли. Нет, видно, мне с тем и умереть. Того гляди, сбегу опять ночью да где-нибудь либо в реке утоплюсь, либо в канаве закоченею.
И в счастии и в несчастии мы всегда предваряем события. Да и воображение у нас какое-то испорченное: всегда провидит беду, а не благополучие. Еще
и не пахло крестьянской волей, а мы уж кричали: эмансипация! Еще все по горло сыты были, а мы уж на всех перекрестках голосили: голод! голод! Ну, и докричались. И эмансипация и голод действительно пришли. Что ж, легче, что ли, от этого вам, милая тетенька, стало?
Неточные совпадения
Пахом приподнял «счастие» //
И, крякнувши порядочно, // Работнику поднес: // «Ну, веско! а
не будет ли // Носиться с этим счастием // Под старость тяжело?..»
В воротах с ними встретился // Лакей, какой-то буркою // Прикрытый: «Вам кого? // Помещик за границею, // А управитель при смерти!..» — //
И спину показал. // Крестьяне наши прыснули: // По всей спине дворового // Был нарисован лев. // «Ну, штука!» Долго спорили, // Что за наряд диковинный, // Пока
Пахом догадливый // Загадки
не решил: // «Холуй хитер: стащит ковер, // В ковре дыру проделает, // В дыру просунет голову // Да
и гуляет так!..»
Оборванные нищие, // Послышав
запах пенного, //
И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом войдем, так из дому // Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай — весь каравай, //
Не мнется
и не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
Не находя пищи за пределами укрепления
и раздраженные
запахом человеческого мяса, клопы устремились внутрь искать удовлетворения своей кровожадности.
Небо раскалилось
и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье
и пахло гарью; земля трескалась
и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно; травы
и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела
и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка,
и зерно было такое тощее, что
не чаяли собрать
и семян; яровые совсем
не взошли,
и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды
не родилось; скотина металась, мычала
и ржала;
не находя в поле пищи, она бежала в город
и наполняла улицы.