Неточные совпадения
Единственно, что было подмечено зоркими соглядатаями, — это появление в доме княжны Баратовой, в качестве своего
человека,
графа Станислава Владиславовича Довудского, принятого в лучшем тогдашнем московском обществе и то появлявшегося в великосветских гостиных Белокаменной, то исчезавшего из них на неопределенное время.
— Впрочем, — продолжал
граф Владислав Станиславович, — к чему с моей стороны такое самоунижение. Я совсем не представляю из себя
человека, дружбой с которым могла бы пренебрегать даже княжна Баратова, если бы даже брат ее не умер так внезапно, оставив ее сиротою, оплакивающею его безвременную кончину. По рождению, по крови еще неизвестно, кто знатнее, князья Баратовы или
графы Довудские.
Чума с быстротой переносилась из одного дома в другой, и в описываемое нами время мор был в самом разгаре. Жители столицы впали в совершенное уныние и заперлись в своих домах, сам главнокомандующий
граф Салтыков, знакомый наш по Семилетней войне, бежал из Москвы в свою деревню. На опустелых, как бы покинутых жителями улицах там и сям валялись не убранные еще «мортусами» — как назывались эти странные
люди в смоляных одеждах — трупы.
Зато
граф Довудский был в доме княжны Баратовой своим
человеком, поверенным, главноуправляющим и даже казался, как совершенно ложно на этот раз злые языки московских кумушек, любовником княжны Александры.
— Не она нужна мне, на что она, когда у меня есть такая, как ты, кралечка… Назло я хочу, унизить ее, чтобы понимала, не смела швыряться такими
людьми, как я… Чтобы век помнила, — объяснял Стеше
граф.
— Затем и пришел к вам, батюшка-граф, ваше сиятельство, чтобы хоть одному живому
человеку грех мой страшный исповедать. Наедине с самим-то собой, ох как жутко, двадцать пять лет молчал, двадцать пять лет терпел, не вытерпел.
Неточные совпадения
На второй месяц муж бросил ее и на восторженные ее уверения в нежности отвечал только насмешкой и даже враждебностью, которую
люди, знавшие и доброе сердце
графа и не видевшие никаких недостатков в восторженной Лидии, никак не могли объяснить себе.
— Вронский — это один из сыновей
графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его узнал в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем — очень милый, добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его узнал здесь, он и образован и очень умен; это
человек, который далеко пойдет.
— Положим, не завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный и богатый
человек, еще
граф (ведь они всё это ненавидят) без особенного труда делает то же, если не лучше, чем он, посвятивший на это всю жизнь. Главное, образование, которого у него нет.
— С его сиятельством работать хорошо, — сказал с улыбкой архитектор (он был с сознанием своего достоинства, почтительный и спокойный
человек). — Не то что иметь дело с губернскими властями. Где бы стопу бумаги исписали, я
графу доложу, потолкуем, и в трех словах.
Алексей Александрович и прежде не любил
графа Аничкина и всегда расходился с ним во мнениях, но теперь не мог удерживаться от понятной для служащих ненависти
человека, потерпевшего поражение на службе, к
человеку, получившему повышение.