Хотя княжна Варвара Ивановна, кажется, теперь, слава богу, здорова, но эта ужасная зима, а
в конце все же некоторое утомление от балов не могли, вероятно, не отозваться на ее здоровье.
Неточные совпадения
Слух о внезапной смерти Баратова облетел
всю Москву с быстротою срочной эстафеты. Известие это варьировалось на разные лады и приобрело
в конце концов фантастическую окраску: толковали о преступлении, отраве, мести, ревности, словом,
в устах московских кумушек сложился целый роман.
Одновременно с делом Левенвольдта шло дело о заговоре бывшего австрийского посла при русском дворе маркиза Ботта д’Адорна и Лопухиных против императрицы Елизаветы Петровны
в пользу младенца Иоанна.
Концом процесса было присуждение Лопухиных: Степана, Наталью и Ивана бить кнутом, вырезать языки, сослать
в Сибирь и
все имущество конфисковать.
Наезжал к отцу
в Кенигсберг на короткое время и Александр Васильевич, который продолжал служить при Ферморе и лишь
в конце 1761 года получил новое назначение, уже вполне боевого характера. Несмотря на свое почти пассивное и лишь
в редких случаях чрезвычайное незначительное участие
в делах против неприятеля, Суворов-сын успел
все же несколько выдвинуться из ряда. Его знали и ценили многие,
в том числе и генерал Берг. Получив
в командование легкий корпус, последний стал просить Суворова к себе.
Кампания 1761 года близилась к
концу. Весть о подвигах молодого подполковника Суворова распространилась по
всей армии, не только нашей, но и неприятельской. Только и было речей, что о нем. Солдаты полюбили его, как отца, а начальники сознавались
в его необыкновенной храбрости и редких военных дарованиях. Во
всей армии не было человека, который бы не знал подполковника Суворова, между тем как большая часть солдат не знала даже многих старых генералов.
В это время на другом
конце улицы, у Михельского въезда, показался крестьянин на бойкой шведской лошади; он скакал во
весь опор и махал рукою.
Все пришло
в движение. Бургомистр, комендант, депутаты вышли из залы и расположились поперек улицы с хлебом-солью.
Все глаза обратились на Михельскую дорогу
в нетерпеливом ожидании.
Даже
в высшем обществе, где ютились недоброжелатели и завистники Суворова,
все как будто преобразилось
в смысле общего настроения.
Все повалили к нему с поклоном и поздравлениями. Вынужденно надетая маска равняла друзей с недругами до неузнаваемости. Любезностям, комплиментам не было
конца. Но Александр Васильевич помнил прошлое, различал людей, и многим из его новообъявившихся поклонников пришлось с притворною улыбкой жаться и ежиться под его иронией и сарказмом.
С тех пор прошло около двадцати лет. В продолжение этого времени я вынес много всякого рода жизненных толчков, странствуя по морю житейскому. Исколесовал от конца
в конец всю Россию, перебывал во всевозможных градах и весях: и соломенных, и голодных, и холодных, но не видал ни Т***, ни родного гнезда. И вот, однако ж, судьба бросила меня и туда.
Сцена открывается хором женщин, потом хором мужчин, потом каких-то сил, и
в конце всего хором душ, еще не живших, но которым очень бы хотелось пожить.
— Да, друг мой, все меня любят, потому что я проста необыкновенно, и через эту свою простоту да через добрость много я на свете видела всякого горя; много я обид приняла; много клеветы всяческой оттерпела и не раз даже, сказать тебе, была бита, чтобы так не очень бита, но
в конце всего люди любят.
Акатов свернул листок, сунул его в карман и во весь обратный путь домой все мысленно писал Подозерову ответ, — ответ уклончивый, с беспрестанными «конечно, хотя, разумеется» и печальнейшим «но», которым
в конце все эти «хотя и разумеется» сводились к нулю в квадрате.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Да, право, маменька, чрез минуты две
всё узнаем. Уж скоро Авдотья должна прийти. (Всматривается
в окно и вскрикивает.)Ах, маменька, маменька! кто-то идет, вон
в конце улицы.
В конце села под ивою, // Свидетельницей скромною //
Всей жизни вахлаков, // Где праздники справляются, // Где сходки собираются, // Где днем секут, а вечером // Цалуются, милуются, — //
Всю ночь огни и шум.
— Мы люди привышные! — говорили одни, — мы претерпеть мо́гим. Ежели нас теперича
всех в кучу сложить и с четырех
концов запалить — мы и тогда противного слова не молвим!
Но торжество «вольной немки» приходило к
концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу поняла, что
все для нее кончено.
В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и не быть посаженной, подобно Клемантинке,
в клетку, но было уже поздно.
В конце июля полили бесполезные дожди, а
в августе людишки начали помирать, потому что
все, что было, приели. Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.