В залу в этот момент вошли с одной стороны присяжные заседатели, а с другой подсудимые, сопровождаемые судебными приставами. Когда те и другие уселись, резкий голос третьего судебного пристава, прокричал:
суд идет.
Неточные совпадения
Шел знаменитый процесс Судно-Коммерческого банка. Кончался обеденный перерыв. Судебное следствие было объявлено законченным. Ожидали начала судебных прений — наступал, таким образом, самый интересный момент всякого процесса.
Обвинены были только трое: Полянский, Ландау и Струсберг, из которых лишь первый понес существенное наказание и
пошел в Сибирь; Ландау бежал, как говорили, в Америку, а железнодорожный король Беттель Струсберг по приговору
суда был выслан заграницу.
Адольф Адольфович Розен
шел далее — он утешал князя, что
суд возвратит ему все состояние, прямо, по его мнению, украденное Гиршфельдом. Вопрос только во времени. Время, между тем,
шло.
Стефанию Павловну, все продолжавшую плакать навзрыд, увели под руки из
суда Охотников и Милашевич, за ней следом
шли Шестов, Зыкова и Кашин.
«А как же ты в
суд пойдешь?» — уныло подумал Самгин, пожимая холодную руку старика, а старик, еще более обесцветив глаза свои легкой усмешкой, проговорил полушепотом и тоном совета:
Наконец, 23-го утром, запалили японские пушки: «А!
судно идет!» Которое? Мы волновались. Кто поехал навстречу, кто влез на марсы, на салинги — смотреть. Уж не англичане ли? Вот одолжат! Нет, это наш транспорт из Шанхая с письмами, газетами и провизией.
— Видите, сударь, нам такие дела несподручны, — медленно промолвил старик, —
суды пойдут, адвокаты, сущая беда! А если хотите, тут есть один человек, вот к нему обратитесь…
Неточные совпадения
— Я пожалуюсь? Да ни за что в свете! Разговоры такие
пойдут, что и не рад жалобе! Вот на заводе — взяли задатки, ушли. Что ж мировой судья? Оправдал. Только и держится всё волостным
судом да старшиной. Этот отпорет его по старинному. А не будь этого — бросай всё! Беги на край света!
Прошли снега и реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки на
суда, здесь расчистка дерев по лесам, пересадка дерев по садам, и
пошли взрывать повсюду землю.
Катерина. Э! Что меня жалеть, никто виноват — сама на то
пошла. Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского
суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься.
— Но все-таки
суда я не хочу, вы помогите мне уладить все это без шума. Я вот
послал вашего Мишку разнюхать — как там? И если… не очень, — завтра сам
пойду к Блинову, черт с ним! А вы — тетку утихомирьте, расскажите ей что-нибудь… эдакое, — бесцеремонно и напористо сказал он, подходя к Самгину, и даже легонько дотронулся до его плеча тяжелой, красной ладонью. Это несколько покоробило Клима, — усмехаясь, он сказал:
«Уши надрать мальчишке», — решил он. Ему, кстати, пора было
идти в
суд, он оделся, взял портфель и через две-три минуты стоял перед мальчиком, удивленный и уже несколько охлажденный, — на смуглом лице брюнета весело блестели странно знакомые голубые глаза. Мальчик стоял, опустив балалайку, держа ее за конец грифа и раскачивая, вблизи он оказался еще меньше ростом и тоньше. Так же, как солдаты, он смотрел на Самгина вопросительно, ожидающе.