Неточные совпадения
— Да еще, уж после акта и описи, когда пароход отчалил, на дроги стали покойников, его да арестантку-княжну, класть, — у него из бокового кармана сюртука пакет выпал с какой-то
рукописью. Я его
взял тогда, да так никуда не представлял. Написано по-французски. Один там из ссыльных на этом языке немного мараковал, при мне просматривал, говорит, описание жизни, и подписано Маргарита Шестова. Это, значит, она к нему перед смертью писала.
— Будь по твоему:
возьми! — разнежился старик и поплелся в свою комнату отыскивать
рукопись.
Придя к этому решению, он
взял конверт и оба экземпляра
рукописи, изорвал их на мелкие части, бросил в камин и зажег.
— Придется сократить, — сказала Спивак, а длинноногий Корнев,
взяв рукопись, как свою, пробормотал, что он это сделает.
Наши стихи вообще не клеились, а Пушкин мигом прочел два четырехстишия, которые всех нас восхитили. Жаль, что не могу припомнить этого первого поэтического его лепета. Кошанский
взял рукопись к себе. Это было чуть ли не в 811-м году, и никак не позже первых месяцев 12-го. Упоминаю об этом потому, что ни Бартенев, ни Анненков ничего об этом не упоминают. [П. И. Бартенев — в статьях о Пушкине-лицеисте («Моск. ведом.», 1854). П. В. Анненков — в комментариях к Сочинениям Пушкина. Стих. «Роза» — 1815 г.]
Взяв рукопись, Петр Михайлыч первоначально перекрестился и, проговорив: «С богом, любезная, иди к невским берегам», — начал запаковывать ее с таким старанием, как бы отправлял какое-нибудь собственное сочинение, за которое ему предстояло получить по крайней мере миллион или бессмертие. В то время, как он занят был этим делом, капитан заметил, что Калинович наклонился к Настеньке и сказал ей что-то на ухо.
Неточные совпадения
— Ты «Размышления Якова Тобольского», иначе — Уральца, не читал? Помнишь, —
рукопись, которую в Самаре купил. Не читал? Ну — конечно.
Возьми, прочитай! Сам-то Уралец размышляет плохо, но он изложил учение Татариновой, — была такая монтанка, основательница секты купидонов…
Он отодвинул
рукопись в сторону, живо порылся в ящике между письмами и достал оттуда полученное за месяц письмо от художника Кирилова, пробежал его глазами,
взял лист почтовой бумаги и сел за стол.
Белинский
взял у меня как-то потом
рукопись, и со своей способностью увлекаться он, совсем напротив, переценил повесть в сто раз больше ее достоинства и писал ко мне: «Если бы я не ценил в тебе человека, так же много или еще и больше, нежели писателя, я, как Потемкин Фонвизину после представления „Бригадира“, сказал бы тебе: „Умри, Герцен!“ Но Потемкин ошибся, Фонвизин не умер и потому написал „Недоросля“.
Он
взял со стола
рукопись, как-то презрительно взвесил ее на руке и проговорил:
В предыдущем очерке я забежал вперед, чтобы закончить историю «серого человека», а сейчас возвращусь к моменту, когда Фрей
взял у меня
рукопись романа. Через три дня он мне объявил: