Хотя государь Николай Павлович был, несомненно, расположен к нему, хотя он был любимцем императрицы Марии Федоровны, знавшей, как привязан был к нему ее покойный сын, но все же граф Аракчеев хорошо понимал, что ему теперь
придется разделить влияние на ход государственных дел с новыми, близкими государю людьми, людьми другой школы, другого направления, которые не простят ему его прежнего могущества, с которыми ему придется вести борьбу, и еще неизвестно, на чью сторону станет государь.
Неточные совпадения
Прадед графа Аракчеева, Степан, умер капитаном, служа в армейских полках; дед, Андрей, был убит в турецком походе Миниха, армейским поручиком, а отец его, тоже Андрей, служил в гвардии, в Преображенском полку, и воспользовавшись милостивым манифестом 18 февраля 1762 года, по которому на волю дворян представлялось служить или не служить, вышел в отставку в чине поручика и удалился в свое небольшое поместье в 20 душ крестьян, которые при
разделах пришлись в его долю из жалованного предку наследия, в тогдашнем Вышневолоцком уезде Тверской губернии.
Андрей Андреевич поручил жене заботиться о нем, как о сыне, так что Елизавета Андреевна мыла зачастую обоих ребят в одном корыте, хотя подчас это свое слепое повиновение мужу вымещала на дворовом мальчишке и ему весьма часто
приходилось переносить довольно чувствительные щипки барыни, которая, по воле мужа, должна была
разделять для чужого ребенка материнские заботы.
— Простите, голубушка, ваше сиятельство, что не в урочный час вас обеспокоить осмелилась, слава Создателю, что спать лечь не изволили, ночкой чудною залюбовались, а то разбудить мне
пришлось бы вас, потому
дело у меня очень спешное… — заговорила вошедшая.
Граф первые
дни также был в некотором смущении, он ожидал каждый
день, что сплетни грузинских кумушек, на роток которых, согласно русской пословице, нельзя было накинуть платок никакой строгостью, дойдут до его молодой жены и ему
придется, быть может, давать ей неприятное объяснение, но ровное расположение духа графини, о чем последняя тотчас же сообщила ему, постепенно его успокоило, и он начал надеяться, что его привычки и порядок жизни ничем не будут нарушены.
Для нашего героя оно заключалось в том, что ему
приходилось оставаться одному, и что за
днем обыкновенно следовала ночь, которая дана для того, чтобы спать, а спать он не мог — мертвые глаза тотчас же появлялись перед ним, как только он ночью оставался один.
Они вместе посетили своих спящих детей, стараясь не разбудить их, пришли вместе через те комнаты, которые напоминали им о стольких счастливых
днях, и, войдя в маленькую залу, где обыкновенно любила находиться великая княгиня Александра Федоровна, остановились перед бюстом покойной королевы прусской, которая не раз высказывала свое желание, чтобы ее дочери не
пришлось стонать, подобно ей, под тяжестью короны.
Перед его духовным взором то и
дело восставали не только те люди, которые были к нему близки, но даже и те, с которыми ему
приходилось входить в те или другие продолжительные отношения. К числу последних припомнился графу и Петр Валерьянович Хвостов.
— Не отдаст… нечего и думать, я уж не раз приступалась… Куда тебе… так прижмет к себе, что хоть руки ей ломай и кричит не своим голосом, пока не отойдешь… Я уже ее и оставила, и мужа к ней не допустила… мужчина, известно, без сердца, силой хотел отнять у нее… Я не дала, а теперь, грешным
делом, каюсь… Пожалуй, сегодня или завтра все же его послушаться
придется… Не миновать…
Ждать
пришлось недолго. Через несколько
дней после этого разговора в ворота дома, занимаемого фон Зееманами, въехал дормез, из которого вышли графиня Наталья Федоровна, Марья Валерьяновна Зыбина и Арина, поддерживавшая последнюю.
— Говорят, против нас идет оттуда антилерия, дело-то не так будет ладно,
придется всем положить животы!
Неточные совпадения
Произошел обычный прием, и тут в первый раз в жизни
пришлось глуповцам на
деле изведать, каким горьким испытаниям может быть подвергнуто самое упорное начальстволюбие.
Начались справки, какие меры были употреблены Двоекуровым, чтобы достигнуть успеха в затеянном
деле, но так как архивные
дела, по обыкновению, оказались сгоревшими (а быть может, и умышленно уничтоженными), то
пришлось удовольствоваться изустными преданиями и рассказами.
На несколько
дней город действительно попритих, но так как хлеба все не было («нет этой нужды горше!» — говорит летописец), то волею-неволею опять
пришлось глуповцам собраться около колокольни.
На пятый
день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли целый
день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции.
Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Затем графиня рассказала еще неприятности и козни против
дела соединения церквей и уехала торопясь, так как ей в этот
день приходилось быть еще на заседании одного общества и в Славянском комитете.