Неточные совпадения
Впрочем, граф и на самом деле бывал в своем
доме лишь наездом, живя за
последнее время постоянно в Грузине, имении, лежавшем на берегу Волхова, в Новгородской губернии, подаренном ему вместе с 2500 душ крестьян императором Павлом и принадлежавшем прежде князю Меньшикову. Даже в свои приезды в Петербург он иногда останавливался не в своем
доме, а в Зимнем дворце, где ему было всегда готово помещение.
Наталья Федоровна Хомутова была не только кумиром своего отца, но прямо центром, к которому, как радиусы, сходились симпатии всех домашних, начиная с главы
дома и кончая
последним дворовым мальчишкой, носившим громкое прозвище «казачка» или «грума».
Талечка, на самом деле, и по наружности, и по внутреннему своему мировоззрению была им. Радостно смотрела она на мир Божий, с любовью относилась к окружающим ее людям, боготворила отца и мать, нежно была привязана к Лидочке, но вне этих трех
последних лиц, среди знакомых молодых людей, посещавших, хотя и не в большом количестве, их
дом, не находилось еще никого, кто бы заставил не так ровно забиться ее полное общей любви ко всему человечеству сердце.
В тот вечер, когда в кабинете старика Хомутова
последний беседовал со своею женою, а в спальне Талечки Катя Бахметьева с рыданиями открывала подруге свое наболевшее сердце, оба хозяина квартиры на Гагаринской набережной, отец и сын Зарудины, были
дома.
Сыну, не бывшему накануне
дома, он сообщил случай с капитаном, но не рассказал высказанных
последнему своих соображений: он сына своего считал тоже аракчеевцем, так как тот не раз выражал при нем мнения, что много на графа плетут и вздорного.
Это стало с ним за
последнее время случаться нередко, он сердился на себя, но не мог ничего поделать с собой: обитательница коричневого
дома окончательно похитила его сердечный покой.
Наталья Федоровна тоже часто задумывалась о причинах совершенного непосещения их
дома молодым Зарудиным, но вместе с тем и была довольна этим обстоятельством: ей казалось, что время даст ей большую силу отказаться от любимого человека, когда он сделает ей предложение, в чем она не сомневалась и что подтверждалось в ее глазах сравнительно частыми посещениями старика Зарудина, их таинственными переговорами с отцом и матерью, и странными взглядами, бросаемыми на нее этими
последними.
Настасья Федоровна очень обрадовалась, так как помощник управляющего имел помещение в графском
доме, куда она имела свободный вход по званию домоправительницы, а следовательно, свидания с ним более частые, нежели теперь, являлись вполне обеспеченными и сопряженными с меньшим риском, да и она может зорче следить за своим любовником — она приметила его к ней холодность, и
последняя не только все более и более разжигала ее страсть, но и заронила в ее сердце муки ревности.
После ужина вдвоем с графом, за которым
последний был очень весел и оживлен, подробно говорил о проекте нового каменного
дома, который он намеревался начать строить в Грузине нынешним летом, супруги разошлись по своим комнатам.
Перед задним фасадом старого деревянного графского
дома, несколько отступя от
последнего, уже высился передний фасад вновь строющегося каменного нового
дома — это сравнительно небольшое, каменное здание возводилось это лето с неимоверною быстротою, под наблюдением самого графа, массою рабочих, привлеченных щедростью грузинского владельца.
Граф Алексей Андреевич прибыл на другой день к утренней панихиде, сочувственно отнесся к горю, постигшему его тещу и жену, и даже милостиво разрешил
последней остаться при матери до похорон, после которых — объявил ей граф — ей не надо возвращаться в Грузино, так как все ее вещи и ее прислуга уже находятся в их петербургском
доме.
Наконец,
последний окончательно выздоровел и явился в свой полк, пунктуально и аккуратно, как и прежде стал исполнять свои обязанности, но сдержанный и до своей болезни относительно большинства своих товарищей, он стал теперь окончательно от них отдаляться, перестал бывать в обществе и сидел
дома, погруженный в чтение или в свои горькие думы.
Переехав в
дом матери,
последняя всецело посвятила себя и все время своей любимице, с любовью стала заниматься с нею и передавать ей всю премудрость, вынесенную ею из уроков и книг m-lle Дюран.
Это были два полученные им третьего дня полицейские уведомления: первое об отлучившейся из своего
дома девице из дворян Екатерине Петровне Бахметьевой, оставившей записку о том, чтобы никого не винить в ее смерти, и второе — о найденном около одной из прорубей реки Невы верхнем женском платье, признанном слугами Бахметьевой за принадлежащее этой
последней.
Вскоре после смерти и похорон Степана Васильева, на которых присутствовал сам граф, отдавая
последний долг своему товарищу детских игр и столько лет гонимому им слуге, Семидалов был сделан на место покойного дворецким петербургского
дома. В Грузине же, после убийства Настасьи Минкиной, граф Алексей Андреевич разогнал всех своих дворовых людей и ограничился присланными по его просьбе полковником Федором Карловичем фон Фрикен четырьмя надежными денщиками, которые и составляли личную прислугу графа.
Бросив как бы невольно
последний взгляд на мертвую, он, шатаясь, как пьяный, побрел по направлению к графскому
дому.
Смерть мужа не поразила Ольгу Николаевну своею неожиданностью — он уже с год, как был прикован к постели, и месяца три его смерти ожидали со дня на день — и не внесла какое-либо изменение в домашний режим, так как не только во время тяжкой болезни Валериана Павловича, но и ранее, с первого дня их брака, Ольга Николаевна была в
доме единственной полновластной хозяйкой, слову которой безусловно повиновались все домашние, начиная с самого хозяина
дома и кончая
последним «казачком» их многочисленной дворни.
Последний встретил его со слезами на глазах и восторженно любовался им — видно было, что его самолюбие было вполне удовлетворено его образованием. Он приказал отвести ему комнаты в главном
доме, был с ним ласков и постоянно твердил ему, что он, как честный дворянин, должен быть предан царю до
последней капли крови.
В
доме последнего по 6-й линии Васильевского острова собирались члены союза.
Как живая, стояла она перед ним сперва ребенком, затем взрослой девушкой, такой, какая она была в тот роковой день, когда он видел ее
последний раз в
доме ее матери.
Последняя пережила тоже далеко не легкие чувства по дороге к
дому на Литейную и в те несколько минут, которые она провела в приемной своего мужа, дожидаясь результата доклада о ней графу.
Приехавшая была графиня Наталья Федоровна Аракчеева со своей служанкой Ариной.
Последняя, крепостная графини, еще девочкой служила в
доме Хомутовых и после смерти матери Натальи Федоровны была взята
последней в качестве горничной.
Ждать пришлось недолго. Через несколько дней после этого разговора в ворота
дома, занимаемого фон Зееманами, въехал дормез, из которого вышли графиня Наталья Федоровна, Марья Валерьяновна Зыбина и Арина, поддерживавшая
последнюю.
После памятного, вероятно, читателям
последнего визита к графине Наталье Федоровне Аракчеевой в
доме матери
последней на Васильевском острове и после обещания графини Натальи Федоровны оказать содействие браку ее с графом Алексеем Андреевичем, Екатерина Петровна, довольная и радостная, вернулась к себе домой.
Перемена экипажа произошла от того, что Сергей Дмитриевич на
последней станции, ближайшей к его имению, остановился не в станционном
доме, а в крестьянской избе, лежавшей близ станции деревеньки, и отпустил почтовых лошадей.
Беспокойство Хвостова возрастало с каждым днем, чему способствовала и распространившаяся за
последнее время в
доме атмосфера какой-то скрытой тревоги.
Причиною
последней был пронесшийся среди прислуги
дома Хвостовых слух о том, что лакей соседнего
дома, возвращаясь со своими господами из их подмосковной деревни, встретил Зою Никитишну по петербургскому шоссе в почтовой коляске, в сопровождении какого-то мужчины.
Неточные совпадения
Ой ласточка! ой глупая! // Не вей гнезда под берегом, // Под берегом крутым! // Что день — то прибавляется // Вода в реке: зальет она // Детенышей твоих. // Ой бедная молодушка! // Сноха в
дому последняя, //
Последняя раба! // Стерпи грозу великую, // Прими побои лишние, // А с глазу неразумного // Младенца не спускай!..
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул
последний, ближайший к реке
дом; в
последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца
последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному
дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Машкин Верх скосили, доделали
последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к
дому. Левин сел на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками, поехал домой. С горы он оглянулся; их не видно было в поднимавшемся из низу тумане; были слышны только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
Сидя в углу покойной коляски, чуть покачивавшейся своими упругими рессорами на быстром ходу серых, Анна, при несмолкаемом грохоте колес и быстро сменяющихся впечатлениях на чистом воздухе, вновь перебирая события
последних дней, увидала свое положение совсем иным, чем каким оно казалось ей
дома.