Неточные совпадения
В нашей роте
было всего два
офицера: ротный командир — капитан Заикин и субалтерн-офицер — прапорщик Стебельков. Ротный
был человек средних лет, толстенький и добрый; Стебельков — юноша, только что выпущенный из училища. Жили они дружно; капитан приголубил прапорщика,
поил и кормил его, а во время дождей даже прикрывал под своим единственным гуттаперчевым плащом. Когда роздали палатки, наши
офицеры поместились вместе, а так как офицерские палатки
были просторны, то капитан решил поселить с собою и меня.
Кроме хозяев,
было еще два
офицера: полковой адъютант и командир стрелковой роты Венцель.
Мне
было неловко.
Офицеры молчали; Венцель прихлебывал чай с ромом; адъютант пыхтел коротенькой трубкой; прапорщик Стебельков, кивнув мне головою, продолжал читать растрепанный том какого-то переводного романа, совершившего в его чемодане поход из России за Дунай и вернувшегося впоследствии в еще более растрепанном виде в Россию. Хозяин налил большую глиняную кружку чаю и влил в него огромную порцию рому.
Немного времени спустя я распрощался с
офицерами и вышел из палатки. Вечерело; люди одевались в шинели, приготовляясь к зоре. Роты выстроились на линейках, так что каждый батальон образовал замкнутый квадрат, внутри которого
были палатки и ружья в козлах. В тот же день, благодаря дневке, собралась вся наша дивизия. Барабаны пробили зорю, откуда-то издалека послышались слова команды...
Я не узнал своего образованного собеседника. Он сыпал грубыми ругательствами без перерыва. Солдат
был почти без чувств, но открыл глаза и с безнадежным выражением смотрел на взбешенного
офицера. Губы его шептали что-то.
Он обернул ко мне разъяренное лицо. С выкатившимися глазами и с судорожно искривленным ртом, он
был страшен. Резким движением он вырвал свою руку из моей. Я думал, что он разразится на меня грозой за мою дерзость (схватить
офицера за руку действительно
было крупной дерзостью), но он сдержал себя.
Но все они
были завешены: казак и
офицер, стоящие на площадке заднего вагона,
были единственные люди на поезде, которых мы увидели.
— Унде эште пошта? [Где почта?] — преувеличенно вежливо прикладывая руку к козырьку кепи, спрашивает щеголя-румына
офицер, вооруженный «военным переводчиком» — книжкой, которою тогда
были снабжены войска. Румын объясняет ему;
офицер перелистывает книжку, ища непонятных слов, и ничего не понимает, но вежливо благодарит.
Я пошел к Ивану Платонычу.
Офицеры сидели совсем готовые, застегнутые и с револьверами на поясе. Иван Платоныч
был, как и всегда, красен, пыхтел, отдувался и вытирал шею грязным платком. Стебельков волновался, сиял и для чего-то нафабрил свои, прежде висевшие вниз, усики, так что они торчали острыми кончиками.
Перед походом, когда полк, уже совсем готовый, стоял и ждал команды, впереди собралось несколько
офицеров и наш молоденький полковой священник. Из фронта вызвали меня и четырех вольноопределяющихся из других батальонов; все поступили в полк на походе. Оставив ружья соседям, мы вышли вперед и стали около знамени; незнакомые мне товарищи
были взволнованы, да и у меня сердце билось сильнее, чем всегда.
Самгин видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из толпы, идти назад, но в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским офицером,
офицер был толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом очень похож на редактора газеты «Наш край».
Неточные совпадения
Милон. Я подвергал ее, как прочие. Тут храбрость
была такое качество сердца, какое солдату велит иметь начальник, а
офицеру честь. Признаюсь вам искренно, что показать прямой неустрашимости не имел я еще никакого случая, испытать же себя сердечно желаю.
«И лежал бы град сей и доднесь в оной погибельной бездне, — говорит „Летописец“, — ежели бы не
был извлечен оттоль твердостью и самоотвержением некоторого неустрашимого штаб-офицера из местных обывателей».
И
был тот штаб-офицер доноситель…
Дело в том, что в Глупове жил некоторый, не имеющий определенных занятий, штаб-офицер, которому
было случайно оказано пренебрежение.
Самого его, штаб-офицера, сыскивали по городу, и за поимку назначено
было награды алтын.