Неточные совпадения
А что Толстой переживал в душе за время своего сидения в Ясной Поляне, это мы имеем возможность узнать только теперь, когда нам, по крайней мере, в некоторой степени стали доступны его дневники и интимные строки из писем к друзьям. Мучительно читать их. Это какой-то сплошной вопль отчаяния человека, который задыхается от отсутствия воздуха, бьется о
стены своей
тюрьмы и не может вырваться на свежий воздух.
А на том месте, где сейчас висят цепи Пугачева, которыми он был прикован к
стене тюрьмы, тогда висела «черная доска», на которую записывали исключенных за неуплаченные долги членов клуба, которым вход воспрещался впредь до уплаты долгов. Комната эта звалась «лифостротон». [Судилище.]
Известно давно, что у всех арестантов в мире и во все века бывало два непобедимых влечения. Первое: войти во что бы то ни стало в сношение с соседями, друзьями по несчастью; и второе — оставить на
стенах тюрьмы память о своем заключении. И Александров, послушный общему закону, тщательно вырезал перочинным ножичком на деревянной стене: «26 июня 1889 г. здесь сидел обер-офицер Александров, по злой воле дикого Берди-Паши, чья глупость — достояние истории».
…
Стена тюрьмы стара, низка и не страшна; тотчас же за нею поднимается в ласковое весеннее небо тяжелое, красно-кирпичное здание винной монополии, а рядом с ним в серой паутине лесов стоит — строится «народный дом».
Неточные совпадения
Я приехал в Казань, опустошенную и погорелую. По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торчали закоптелые
стены без крыш и окон. Таков был след, оставленный Пугачевым! Меня привезли в крепость, уцелевшую посереди сгоревшего города. Гусары сдали меня караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом отвели меня в
тюрьму и оставили одного в тесной и темной конурке, с одними голыми
стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к воротам
тюрьмы на окраине города. Сеялся холодный дождь, мелкий, точно пыль, истреблял выпавший ночью снег, обнажал земную грязь.
Тюрьма — угрюмый квадрат высоких толстых
стен из кирпича, внутри
стен врос в землю давно не беленный корпус, весь в пятнах, точно пролежни, по углам корпуса — четыре башни, в средине его на крыше торчит крест тюремной церкви.
Должно быть, потому, что в
тюрьме были три заболевания тифом, уголовных с утра выпускали на двор, и, серые, точно камни тюремной
стены, они, сидя или лежа, грелись на весеннем солнце, играли в «чет-нечет», покрякивали, пели песни.
Он был почти доволен тем, что и физически очутился наедине с самим собою, отгороженный от людей толстыми
стенами старенькой
тюрьмы, построенной еще при Елизавете Петровне.
«Да, единственное приличествующее место честному человеку в России в теперешнее время есть
тюрьма!» — думал он. И он даже непосредственно испытывал это, подъезжая к
тюрьме и входя в ее
стены.