Неточные совпадения
Дневник! Я расскажу тебе на ухо то, что меня мучает: я б-о-ю-с-ь своей аудитории. Перед тем как
идти к
ребятам, что-то жалобно сосет в груди. Я неплохо готовлюсь к занятиям, днями и вечерами просиживаю в читальне Московского комитета, так что это не боязнь сорваться, не ответить на вопросы, а другое. Но что? Просто как-то неудобно: вот я, интеллигентка, поварилась в комсомоле, начиталась книг и
иду учить рабочих
ребят. Пробуждать в них классовое сознание. Правильно ли это?
Вечером ездили на Брянский вокзал [Теперь Киевский вокзал.] провожать наших
ребят, командированных на работу в деревне. Ждали отхода поезда с час. Дурака валяли, лимонадом обливались, вообще было очень весело. Назад вместе
шли пешком вдвоем. Перешли Дорогомиловский мост [Теперь Бородинский мост.], налево гранитная лестница с чугунными перилами — вверх, на Варгунихину горку, к раскольничьей церкви.
Еще на дворе были слышны пьяные голоса, звон посуды. Оказывается, у Шерстобитова в комнате пьянка. К нему я не
пошла, сидела у Женьки. Мимо нас тяжело топали нетвердою поступью.
Ребят рвало в коридоре, и они снова
шли пить.
Вот мерзавец! А сам на собраниях распинается за генеральную линию и оппозиционеров кроет, да с такой руганью, что даже
ребята его останавливают. Я вышла в коридор, поглядела внимательно на Шерстобитова и
пошла домой.
12 февр. — Здорово сегодня на бюро поспорили с Борисом Ширкуновым. Я считаю неправильным, что так много
ребят на вузовской работе. Нужно больше
посылать на вневузовскую работу, в производственные ячейки, особенно на пропагандистскую работу. И без того разверстку райкома еле-еле выполнили. Все себя обслуживаем, а обслужить никак не можем. Много у нас не работы, а суеты и видимости одной.
Хотелось домой
идти одной, но пришлось
идти с
ребятами, и по дороге спорила, что-то доказывала, горячилась. А потом, дома, было на душе очень грустно, и даже немножко поплакала в подушку, когда все в квартире заснули. Должно быть, чтобы быть великим шарлатаном, нужно иметь в душе великую грусть.
Ребята нынче гуляли. С пяти часов пили в пивной на Сокольничьем проезде, — Спирька, Юрка и еще два заводских парня: Буераков и Слюшкин. Вышли шатаясь.
Пошли по бульвару. Кепки на затылках, козырьки в небо. Ни перед кем не сторонились, сталкивали плечами прохожих с пути и как будто не слышали их ругательств. С особенным удовольствием толкали хорошо одетых женщин и мужчин в очках, не в рабочих кепках.
Трое остальных
шли по шоссе Камер-Коллежского Вала и пели «По морям». Ветер гнал по сухой земле опавшие листья тополей, ущербный месяц глядел из черных туч с серебряными краями. Вдруг в мозгах у Юрки зазвенело, голова мотнулась в сторону, кепка слетела. Юрка в гневе обернулся. Плотный парень в пестрой кепке второй раз замахивался на него. Юрка отразил удар, но сбоку получил по шее. Черкизовцев было человек семь-восемь. Они окружили заводских
ребят. Начался бой.
— Работа в нашей ячейке — ни к черту не годная. Ты только речи говоришь да резолюции проводишь, а все у нас
идет самотеком.
Ребята такие, что мы только компрометируем ленинский комсомол. Членских взносов не платят по два, по три года, девчата только о шелковых чулках думают, губы себе мажут,
ребята хулиганят. Кто самые первые хулиганы на все Богородское? Спирька Кочерыгин да Юрка Васин, — наши
ребята. Надо таких всех пожестче брать в оборот. Не поддадутся — вон гнать.
Спирька удивился, опустил кирпич и медленно
пошел ей навстречу. Несколько парней двинулось следом за Лелькой. Спирька сверкнул глазами, и кирпич полетел мимо Лельки в глубину коридора.
Ребята шарахнулись назад. Лелька сильно побледнела.
— Из всех
ребят! Из всех девчат! Больше всех я уважаю тебя! Только тебя уважаю, больше н-и-к-о-г-о! Ле-ель! Видишь транвай
идет? Скажи одно слово, — сейчас же лягу на рельсы!
— Ого! Как раз и хронометраж
идет. Держись,
ребята!
История с Юркой взволновала весь комсомол. В партийной ячейке
шли возмущенные разговоры о том, что
ребята в комсомоле совсем распустились, развиваются прогулы, хулиганство, рвачество, никакого отпора этому не дается, воспитательной работы не ведется. Секретаря комсомольской ячейки Дорофеева вызвали в райком и здорово намылили голову.
Приз победителя был — бесплатное катанье этим вечером на лодках.
Ребята шумною толпою
шли к лодочной пристани у Яузского моста, кликали Лельку. Она их догнала. Юрка очутился возле.
— Ну что? Не так я говорил? Откуда мы машины возьмем, — ткацкие там, прядильные и разные другие? Весь век из-за границы будем выписывать? Вот почему весь центр внимания должен уделиться на чугун, на сталь, на машины. Научимся машины делать, тогда будет тебе и сатинет на рубашку, и драп на пальто. Ну, спасибо вам.
Пойдем,
ребята… А то, может, с нами чайку попьете, товарищ Ратникова?
— Товарищи! Иногда приходится слышать от
ребят: «Эх, опоздали мы родиться! Родиться бы нам на десять лет раньше, когда
шли бои по всем фронтам. Вот когда жизнь кипела, вот когда весело было жить! А теперь — до чего серо и скучно! Легкая кавалерия — да! Что ж! Это дело хорошее. А только куда бы интереснее быть в буденновской кавалерии…»
До поздней ночи горел огонь в окнах сельсовета.
Шло горячее совещание
ребят с местным активом и беднотой.
—
Идут лампы тушить.
Ребята! У кого револьверы, вынимай!
В помещении одинцовской школы заседала приехавшая вчера комиссия по чистке аппарата.
Ребята из бригады
пошли для развлечения послушать. Чистили местного учителя Богоявленского. Маленький человечек с маленьким красным носиком, с испуганными глазами и испуганной бороденкой.
— Говорили. Ничего промеж нас не было неприятного. Вечером тут рабочие пришли, водкой я их потчевал, потолковал с ними, денег дал, кому вперед просили; а он тут и улизнул. Утром его не было, а перед полденками девчонка какая-то пришла к рабочим: «Смотрите, говорит, вот тут за поляной человек какой-то удавился».
Пошли ребята, а он, сердечный, уж очерствел. Должно, еще с вечера повесился.
Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей, живя в деревне среди голодных и по силам помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в свою поездку.
Шли ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки мужиков прошли мимо его. В обед ехал мужик с картофелем и расспросил малого и, узнав, что он болен, пожалел его и привез в деревню.
Неточные совпадения
А день сегодня праздничный, // Куда пропал народ?..» //
Идут селом — на улице // Одни
ребята малые, // В домах — старухи старые, // А то и вовсе заперты // Калитки на замок.
Чу! конь стучит копытами, // Чу, сбруя золоченая // Звенит… еще беда! //
Ребята испугалися, // По избам разбежалися, // У окон заметалися // Старухи, старики. // Бежит деревней староста, // Стучит в окошки палочкой. // Бежит в поля, луга. // Собрал народ:
идут — кряхтят! // Беда! Господь прогневался, // Наслал гостей непрошеных, // Неправедных судей! // Знать, деньги издержалися, // Сапожки притопталися, // Знать, голод разобрал!..
Что шаг, то натыкалися // Крестьяне на диковину: // Особая и странная // Работа всюду
шла. // Один дворовый мучился // У двери: ручки медные // Отвинчивал; другой // Нес изразцы какие-то. // «Наковырял, Егорушка?» — // Окликнули с пруда. // В саду
ребята яблоню // Качали. — Мало, дяденька! // Теперь они осталися // Уж только наверху, // А было их до пропасти!
— Ну,
ребята, держись! — сказал Тит и почти рысью
пошел передом.
Катавасов, войдя в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные
ребята. На большой станции в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и
пошли за ними в буфет; но всё это было уже гораздо слабее и меньше, чем в Москве.