Другой раз, тоже в палате хроников, Трепов
увидел солдата с хроническою экземою лица. Вид у больного был пугающий: красное, раздувшееся лицо с шелушащеюся, покрытою желтоватыми корками кожею. Генерал пришел в негодование и гневно спросил главного врача, почему такой больной не изолирован. Главный врач почтительно объяснил, что эта болезнь незаразная. Генерал замолчал, пошел дальше. Уезжая, он поблагодарил главного врача за порядок в госпитале.
Неточные совпадения
Встречный поезд задним ходом двинулся обратно. Дал свисток и наш поезд. Вдруг
вижу, — от кустов бежит через поляну к вагонам несколько наших
солдат, и у каждого в руках огромная охапка сена.
— Мы сами виноваты, что нехорош! — горячо заговорил смотритель. — Мы не сумели воспитать
солдата.
Видите ли, ему идея нужна! Идея, — скажите, пожалуйста! И нас, и
солдат должен вести воинский долг, а не идея. Не дело военного говорить об идеях, его дело без разговора идти и умирать.
Однажды к смотрителю пришли три
солдата из нашей команды и заявили, что желают перейти в строй. Главный врач и смотритель изумились: они нередко грозили в дороге провинившимся
солдатам переводом в строй, они
видели в этом ужаснейшую угрозу, — и вдруг
солдаты просятся сами!..
В каждом
солдате он
видел притворщика.
Солдаты видели постоянно пирующих в их госпитале генералов и понимали, как бессмысленно ждать от них заступничества. И ходили они, — угрюмые, молчаливые, вечно какие-то взъерошенные, и на них было тяжело смотреть.
Невысокий человек медленно подвигался, опираясь на плечо санитара и волоча левую ногу; он внимательно смотрел вокруг исподлобья блестящими, черными глазами.
Увидел мои офицерские погоны, вытянулся и приложил руку к козырьку, — ладонью вперед, как у нас козыряют играющие в
солдаты мальчики. Побледневшее лицо было покрыто слоем пыли, губы потрескались и запеклись, но глаза смотрели бойко и быстро.
— Казаки поднесли, дай им бог здоровья…
Вижу, едут все пьяные… Говорю: дали бы
солдату рюмочку! — «Зачем рюмочку? Вот тебе кружка, нам не жалко. Сейчас ханшинный завод у китайцев обчистили». Выпил кружку. Как пил, — скверно так, противно! А выпил, — теплота пошла по жилам, рука сама собой за другой кружкой потянулась. Главное дело, без денег, чудак человек.
Сыпингай кишел войсками и учреждениями. У станции стоял роскошный поезд нового главнокомандующего, Леневича. Поезд сверкал зеркальными стеклами, в вагоне-кухне работали повара. По платформе расхаживали штабные, — чистенькие, нарядные, откормленные, — и странно было
видеть их среди проходивших мимо изнуренных, покрытых пылью офицеров и
солдат. Рождалась злоба и вражда.
Случайно его
увидел у нас его корпусный командир и «из жалости» выхлопотал
солдату георгиевский крест.
Наш
солдат, сколько мне пришлось наблюдать его за войну, чрезвычайно добросовестен в исполнении того, что он считает себя обязанным делать. Будет и коров стеречь, и матрацы таскать… но лишь в том случае, когда
видит, что это — служба государству, «казне». У нас же усматривали вопиющее нарушение дисциплины в том, что
солдаты отказывались исполнять вопиюще-беззаконные требования начальства.
Увидели это наши
солдаты и бросились на защиту.
В полусотне шагов от себя он
видел солдат, закрывая вход на мост, они стояли стеною, как гранит набережной, головы их с белыми полосками на лбах были однообразно стесаны, между головами торчали длинные гвозди штыков.
Я
видел солдата, раненного в ногу, в первую минуту жалевшего только о пробитом новом полушубке, ездового, вылезающего из-под убитой под ним лошади и расстегивающего подпругу, чтобы снять седло.
Неточные совпадения
Обыкновенно Вернер исподтишка насмехался над своими больными; но я раз
видел, как он плакал над умирающим
солдатом…
На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два
солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на другой день, когда сняли печати,
увидели, что все были ассигнации настоящие.
Случилось так, что Коля и Леня, напуганные до последней степени уличною толпой и выходками помешанной матери,
увидев, наконец,
солдата, который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись, схватили друг друга за ручки и бросились бежать. С воплем и плачем кинулась бедная Катерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было смотреть на нее, бегущую, плачущую, задыхающуюся. Соня и Полечка бросились вслед за нею.
— Батюшки, беда! — отвечала Василиса Егоровна. — Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он
видел, как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все
солдаты взяты в полон. Того и гляди злодеи будут сюда.
— Что же тут странного? — равнодушно пробормотал Иноков и сморщил губы в кривую улыбку. — Каменщики, которых не побило, отнеслись к несчастью довольно спокойно, — начал он рассказывать. — Я подбежал,
вижу — человеку ноги защемило между двумя тесинами, лежит в обмороке. Кричу какому-то дяде: «Помоги вытащить», а он мне: «Не тронь, мертвых трогать не дозволяется». Так и не помог, отошел. Да и все они…
Солдаты — работают, а они смотрят…