Неточные совпадения
Однажды зашел я на вокзал, когда уходил эшелон. Было много
публики, были представители от города. Начальник дивизии напутствовал уходящих речью; он говорил, что прежде всего нужно почитать бога, что мы с богом начали войну, с богом ее и кончим. Раздался звонок, пошло прощание. В воздухе стояли плач и вой женщин.
Пьяные солдаты размещались в вагонах,
публика совала отъезжающим деньги, мыло, папиросы.
Вагоны двигались все скорее,
пьяные солдаты и
публика кричали «ура!». Безобразная жена унтер-офицера покачнулась и, роняя ребенка, без чувств повалилась наземь. Соседка подхватила ребенка.
В солдатских вагонах шло непрерывное пьянство. Где, как доставали солдаты водку, никто не знал, но водки у них было сколько угодно. Днем и ночью из вагонов неслись песни,
пьяный говор, смех. При отходе поезда от станции солдаты нестройно и пьяно, с вялым надсадом, кричали «ура», а привыкшая к проходящим эшелонам
публика молча и равнодушно смотрела на них.
Это был портрет известного богача: кругом
пьяная публика, тоже портреты, а перед купцом, согнувшись в три погибели, волосатый человек в сюртуке, из заднего кармана которого торчит полуштоф водки.
Неточные совпадения
Хор скверных песенников и какой-то
пьяный мюнхенский немец вроде паяца, с красным носом, но отчего-то чрезвычайно унылый, увеселяли
публику.
Ярмарочный театр, кой-как сгороженный из бревен и досок, был битком набит
пьяной ярмарочной
публикой.
Несмотря на то, что хозяйки увеличили более чем вдвое состав своих пациенток и втрое увеличили цены, их бедные, обезумевшие девушки не успевали удовлетворять требованиям
пьяной шальной
публики, швырявшей деньгами, как щепками.
Они не пошли в комнату, где собирались товарищи, а сели в общей зале в углу. Было много
публики, но
пьяных не замечалось, хотя речи звучали громко и ясно, слышалось необычное возбуждение. Климков по привычке начал вслушиваться в разговоры, а мысль о Саше, не покидая его, тихо развивалась в голове, ошеломлённой впечатлениями дня, но освежаемой приливами едкой ненависти к шпиону и страха перед ним.
Пение «сестер», пиликанье Асклипиодота, вскрики и глухой гул
пьяных голосов слились в такую музыку, которую невозможно передать словами; общее одушевление
публики разразилось самой отчаянной пляской, в которой принимали участие почти все: сельский учитель плясал с фельдшером, Мухоедов с Ястребком и т. д.