Люди не имеют даже самого отдаленного представления ни о жизни своего тела, ни о силах и средствах врачебной науки. В этом — источник большинства недоразумений, в этом — причина как
слепой веры во всемогущество медицины, так и слепого неверия в нее. А то и другое одинаково дает знать о себе очень тяжелыми последствиями.
Ничего подобного не было бы возможно, если бы у людей, вместо
слепой веры в простую и нехитрую медицинскую науку, было разумное понимание этой науки.
Тот же критик решил (очень энергически), что в драме «Не так живи, как хочется» Островский проповедует, будто «полная покорность воле старших,
слепая вера в справедливость исстари предписанного закона и совершенное отречение от человеческой свободы, от всякого притязания на право заявить свои человеческие чувства гораздо лучше, чем самая мысль, чувство и свободная воля человека».
Так это было с первых времен и так это шло, постоянно усиливаясь, логически дойдя в наше время до догматов пресуществления и непогрешимости папы или епископов, или писаний, т. е. до совершенно непонятного, дошедшего до бессмыслицы и до требований
слепой веры не богу, не Христу, не учению даже, а лицу, как в католичестве, или лицам, как в православии, или — веры книжке, как в протестантстве.
Это страшно для спокойствия домашнего очага, для здравой правовой нормы, для обычая, который обтрепался и потерял смысл, протянувшись сквозь столетия, для церковного догмата, который требует
слепой веры и запрещает испытывать тайну.
Неточные совпадения
— Нет, почему же — чепуха? Весьма искусно сделано, — как аллегория для поучения детей старшего возраста.
Слепые — современное человечество, поводыря, в зависимости от желания, можно понять как разум или как
веру. А впрочем, я не дочитал эту штуку до конца.
Тут
Вера Петровна, держа голову прямо и неподвижно, как
слепая, сообщила ему об аресте Дмитрия. Клим нашел, что вышло это у нее неуместно и даже как будто вызывающе. Варавка поднял бороду на ладонь, посмотрел на нее и сдул с ладони.
Как ни велика была надежда Татьяны Марковны на дружбу
Веры к нему и на свое влияние на нее, но втайне у ней возникали некоторые опасения. Она рассчитывала на послушание
Веры — это правда, но не на
слепое повиновение своей воле. Этого она и не хотела и не взялась бы действовать на волю.
Иногда, в этом безусловном рвении к какой-то новой правде, виделось ей только неуменье справиться с старой правдой, бросающееся к новой, которая давалась не опытом и борьбой всех внутренних сил, а гораздо дешевле, без борьбы и сразу, на основании только
слепого презрения ко всему старому, не различавшего старого зла от старого добра, и принималась на
веру от не проверенных ничем новых авторитетов, невесть откуда взявшихся новых людей — без имени, без прошедшего, без истории, без прав.
Надежда быть близким к
Вере питалась в нем не одним только самолюбием: у него не было нахальной претензии насильно втереться в сердце, как бывает у многих писаных красавцев, у крепких, тупоголовых мужчин, — и чем бы ни было — добиться успеха. Была робкая,
слепая надежда, что он может сделать на нее впечатление, и пропала.