Неточные совпадения
«Не веруй я в жизнь, — говорит Иван, — разуверься я в порядке вещей, убедись даже, что все, напротив, беспорядочный, проклятый и, может быть, бесовский хаос, порази меня хоть все
ужасы человеческого разочарования, — а я все-таки захочу жить и уж как припал к этому кубку, то не оторвусь от него, пока его весь не осилю!
За это-то преступление «высший нравственный закон» карает Анну — смертью! В нынешнее время мы ко всему привыкли. Но если бы
человеческий суд за такое преступление приговорил женщину к смертной казни, то и наши отупевшие души содрогнулись бы от
ужаса и негодования.
И с
ужасом, с отчаянием убедится человек, что свобода, которой он так страстно желает, не для него, что «не в силах слабая
человеческая душа вместить столь страшного дара».
Дионис касается души
человеческой, замершей в чудовищном
ужасе перед раскрывшеюся бездною.
Божественная сущность жизни вовсе не скрывала от
человеческого взора ее аморального, сурового и отнюдь не идиллического отношения к человеку: жизнь была полна
ужасов, страданий и самой обидной зависимости.
Но силою и величием
человеческого духа оно преодолено; есть страдания, есть смерть, но нет
ужаса, а вместо него — поднимающая душу радость борьбы, освящение и утверждение жизни даже в страданиях и смерти, бодряще-крепкое ощущение, что «на свете нет ничего страшного».
И Дионис приходил со своим утешением и разрешением. Он развертывал перед зрителем чудовищные
ужасы эдиповой судьбы, показывал, как беспощадно жесток Рок, как все тленно и непрочно в
человеческой жизни.
Дух есть желудок… Так вот оно что! Вот к чему сводятся все великие томления и искания духа, таинственные бездны жизни и ее потрясающие
ужасы! Да ведь это, пожалуй, совсем то же самое, что у Мечникова: человеку нужно вырезать толстую и слепую кишку, кормить его простоквашею с болгарскими бациллами, — и он станет «оптимистом». Какая пошлость! Декадент презрительно кривит губы и ополчается на защиту великих запросов и переживаний
человеческого духа.
Неточные совпадения
— Был проповедник здесь, в подвале жил, требухой торговал на Сухаревке. Учил: камень — дурак, дерево — дурак, и бог — дурак! Я тогда молчал. «Врешь, думаю, Христос — умен!» А теперь — знаю: все это для утешения! Все — слова. Христос тоже — мертвое слово. Правы отрицающие, а не утверждающие. Что можно утверждать против
ужаса? Ложь. Ложь утверждается. Ничего нет, кроме великого горя
человеческого. Остальное — дома, и веры, и всякая роскошь, и смирение — ложь!
Женщин этих сближало еще и то отвращение, которое обе они испытывали к половой любви. Одна ненавидела эту любовь потому, что изведала весь
ужас ее; другая потому, что, не испытав ее, смотрела на нее как на что-то непонятное и вместе с тем отвратительное и оскорбительное для
человеческого достоинства.
Таким путем угашается вселенское нравственное сознание виновности всех и вся, всех народов и всего
человеческого мира в
ужасе войны.
Ужас человеческой жизни заключается в том, что добро осуществляют при помощи зла, правду — при помощи лжи, красоту — при помощи уродства, свободу — при помощи насилия.
А до войны, в мирной жизни убивались души
человеческие, угашался дух
человеческий, и так привычно это было, что перестали даже замечать
ужас этого убийства.